Со временем он предоставил ее самой себе. Каждый вечер он жарил отбивную, полагая, что это самая здоровая пища, – слово «стейк» стало у нее одним из первых. Стейк, сказал он, поставив перед ней тарелку с проперченным куском мяса с кровью. Это был слишком резкий переход от детской смеси, но она справилась. Когда возникали непреодолимые трудности, он полагался на хозяйку фермы, Барбару, которая делала то, что называла «тонкой работой», – толкла аспирин перед тем, как размешать в апельсиновом соке, вытаскивала клеща или занозу. Эта костлявая женщина прибыла в Виргинию из Шотландии еще девочкой, и ферма досталась ей в наследство от отца. Она не была замужем, но это ее, казалось, не беспокоило, а скорее веселило. Иза подглядела, что она часто делает с мужчинами то, что напоминало случку у лошадей, но чаще она делала это с женщинами. Когда Иза спросила, почему Барбара никогда не была замужем, та ответила, что любит лошадей, а мужчины только путаются под ногами.
Однажды в решетчатом свете стойла Барбара сняла рубашку, и Иза увидела две плоские груди, а на спине, когда Барбара повернулась, – отпечаток копыта лошади, похожий на знак тайного общества; кожа в этом месте была тонкой и странно изгибалась внутрь.
Как красиво! – сказала Иза.
Да, я знаю, ответила Барбара и запустила пальцы в густые курчавые волосы Изы, чтобы почесать ей голову. Иза зажмурилась и заурчала.
Быстрые и однообразные, шли годы; с первым же признаком созревания Изы Джуд устранился. Он вскакивал и поправлял проволочную вешалку на телевизоре, когда дочка задавала вопросы, или сразу убегал из дома.
Барбара отвечала на вопросы об изменениях в ее теле на примере кобылы, что в результате оказалось не так уж плохо. Но Джуд заметил этот новый солнечный взгляд, то, как Иза стоит перед зеркалом и расчесывает кудри и как болтает с ветеринаром. Он хотел исколотить всех и вся: лошадей, которых она гладила, мужчин, дышавших вблизи нее, женщин, на чьих волосах она училась заплетать косы. Рядом маячила Иза-Мари – белая как снег, одинокая в школе, одинокая на дороге, когда мальчик принес ей стихи. И Джуд уходил. Так что Иза до поры выжила. Он вспомнил, как его дед спасался от боли потерь пьянством. Он купил на распродаже дюжину бутылок, заставил себя пить и пил, пока это не вошло в привычку, – и все для того, чтобы Иза преодолела свой самый страшный страх.
Дни проходили от тумана до полного забытья, Джуд ходил сонный, пока не опохмелялся, и работал в этом промежутке прояснения сознания. Иногда он отмечал в Изе черты ее матери, словно та смотрела на него умными глазами, видя, какой он дурак. Но когда просыпалась его хмельная полуночная ярость, прирожденная мудрость Изы уступала место страху. С годами круговерть мыслей, хоть и ослепленная страхом неизбежной потери дочери, подсказала ему, что сделать, чтобы не потерять Изу, как он потерял Иза-Мари.
В своих снах он слышал имена, произносимые грубым голосом деда – Гаспе, Кэп-Чат, Ле Мекин, Сент-Анн-да Мон, Ривьер-а-Клод. Утерянные косточки и гнев Луизы больше ему не снились. Во сны приходил северный воздух, река Святого Лаврентия, похожая на каменное русло, широкая, покрытая рябью, решавшая, как ей согнуть деревья, изгибы дорог. Он просыпался, задыхаясь в тишине.
Иза, взрослея, старательно исполняла перед зеркалом обряды, включавшие в себя не только макияж или восхищение собой, но и тщательное создание лица, которое обещало стать похожим на материнское. Ее бледные губы и странные отметины на бедре были загадкой. Она унаследовала ресницы Джуда, но еще одним наследством стал шрам на носу, как у отца, – она заполучила его, когда, четырехлетняя, мешала рубить дрова. Голодная девочка стояла слишком близко, и щепка слегка задела лицо. Она заплакала, а он только бормотал: прости, прости. Она перепугалась, видя его испуг, вызванный глубокой раной. Он раскрасил ей нос йодом из ветеринарной аптечки. Барбара сказала, что она похожа на клоуна, но Иза даже не улыбнулась.
Однажды в школьной библиотеке она нашла книгу о людоедах и больше от нее не отрывалась. Помимо обрядов и храбрости ее поразило, что они ели друг друга, чтобы перенять силу врага. Она воображала, как, после того как ее съедят, она будет смотреть глазами каннибала и видеть мерцающий свет. Что случилось с силой матери после того, как она умерла? Может, она развевалась, как простыня на бельевой веревке, а потом улетела, точно красная пыль из-под колес проезжающей машины? Если бы она съела маму, стала ли бы она умнее и крепче и знала ли, кем станет, с большей точностью, чем предсказывали школьные тесты, библиотекарь, секретарша или помощник учителя?
Несколько раз Иза слышала, как Джуд что-то бормочет о дядьях и их потомстве, о силе деда, о боях на пристани и работе в поле. Она слышала достаточно французского, чтобы понимать и даже чуть-чуть говорить. Перед каникулами, когда одноклассники рассказывали о семейных праздниках, она им завидовала. Что случилось с родственниками, которых описывал Джуд? Теперь, когда отец напивался, она уже знала, как его разговорить, и приставала с вопросами. И слушала без устали – состязания, метели, люди, которые благодаря неумению Джуда выражать мысли выглядели проходимцами. Иногда ее возмущало то, что он рассказывал: дети, отданные соседям, дядья, состарившиеся за одну ночь, – она не верила этим байкам. Их персонажи выглядели как титаны, фантастические фигуры, обладающие уникальной силой. Но постепенно она стала различать тружеников лучшего мира, где каждый знал свое место и предназначение. Она даже немножко гордилась тем, что происходит из такого могучего рода. Она взяла атлас в библиотеке и показала Джуду карту Канады. Он указал на Квебек. Но где? – спросила она, и он ткнул неповоротливый палец в провинцию, где не была отмечена деревня, но в памяти осталось название, ветер, поля и воды.
Но вопрос, который она задавала чаще всего и который уже давно ее преследовал, был: кто моя мать?
Он с ворчанием отмахивался от нее. Autre chose [26] , однажды ответил он и больше ни слова не сказал.
В старших классах Иза была самой высокой девочкой в школе – даже выше большинства мальчиков. От работы она окрепла и загорела, но популярность в школе сильно зависела от одежды и характера, и Иза оставалась в стороне не только из-за роста и деревенской одежды, но и из-за мечтательности. Она думала, что там, откуда Джуд родом, все похожи на нее и что если она надеется выйти замуж, должна туда отправиться. Тем не менее она заявила, что собирается поступить в университет, учителя этот план одобрили, но больше всего она хотела ночами вести дневники и писать о страданиях, похожих на страдания Джейн Эйр. Ей нравилось, как с ней говорят в тишине голоса женских персонажей.
Она не подала документы в университет. Джуд попал в аварию. Трактор въехал в яму, а его, пьяного, выкинуло на дорогу, и ногу затянуло под гусеницу. Она осталась, чтобы за ним ухаживать, и даже когда он начал потихоньку ковылять, не могла себе представить, что отец будет сам готовить себе свою несъедобную пищу. Барбара, которая уже исключительно по привычке перешла в разряд родителя, тоже нуждалась в помощи. Когда-то способная одним ударом успокоить жеребца, заставив его упасть на колени, она шла собственным путем пьянства и тоже нуждалась в уходе. Мне следовало уволить твоего отца, сказала она Изе, но он работал довольно хорошо и быстро, и я думаю, он заслужил право вернуться к безобразному пьянству вусмерть.