Иза слушала с благоговейным ужасом. И поведала ему, что тоже чувствует себя не такой, как все. Она объяснила, что отец ее – француз, что она никогда не видела матери и что в школе она изгой.
А, заметил он, это все твоя темная французская кровь. Я думал об этом.
Наверное, сказала она, полагая, что это должно означать autre chose, совсем другое – «темная француженка». Она повторила эти слова медленно, испытывая на уместность.
При третьем свидании Ливон нервничал. Он всегда приходил в одно и то же время, и она сообразила, что вокруг больше никого не было. Она рассказывала ему о своем раздражении, чувстве, что попала в ловушку. Она сама удивилась, что использовала это слово. Это тюрьма, а ведь я предназначена для большего, сказала она.
Ливон поколебался и сказал ей то, что было у него на уме. Он откашлялся и протер влажные ресницы. Но голос его звучал по-деловому.
Ты несчастлива, сказал он на старательном английском. Ты хочешь увидеть мир. И пусть это кажется странным. Я тоже одинок и был одинок много лет, и то, что возникло между нами, – моя первая настоящая дружба. Я много думал. Вполне возможно, только потому, что ты молода, я хочу кое-что предложить. Ты хорошо ко мне относишься. И я предлагаю деловой брак, хотя это не совсем так. Я чувствую, что очень сильно тебя люблю, но при этом понимаю, что обязан тебя оттолкнуть. И я очень стар. Так вот, я делаю тебе предложение: я предлагаю тебе выйти за меня. Никаких обязательств. Никаких сексуальных отношений, добавил он, глянув в сторону, словно сомневаясь, что его поймут. Ты можешь путешествовать, поступить в университет. Я все оплачу. Я даже куплю тебе лошадей. Что захочешь. Взамен я получу дружбу до конца моих дней. Согласишься ли ты на это?
Иза чувствовала, как тогда, с Джудом, когда она решила не поступать в университет, что у нее была сила спасти, но только теперь появилась возможность спастись самой. Ливон ей нравился, но не более того. Он был невысокий, худой и одевался как глубокий старик. В петлице он носил шелковую бутоньерку.
Отлично, сказала она. Но мы должны сделать это прямо сейчас. Его глаза расширились.
Я имею в виду, как можно скорее, я не хочу возвращаться. И не хочу, чтобы кто-то узнал. Она старалась не думать о Барбаре и виски с содовой, с которыми та сейчас спала. Джуд оцепенел перед телевизором. Как они разозлятся. Ферма в ней нуждается. Она нужна Джуду и Барбаре. Но она сможет спокойно жить, если ей удастся забыть то, что она сделает, и больше никогда их не видеть.
Как они и запланировали, это был побег во мраке. Она собрала вещи, написала записку, потом выскользнула из дома и пошла по гравиевой дорожке. Она старалась не думать о Джуде, расшифровывающем ее слова, о его огромных мерцающих глазах, закатывающихся при попытке прочесть предложения. Ферма была единственным знакомым ей местом, и Иза боялась, что каждый знакомый запах или звук будут напоминать ей о нем. Джуд сопьется еще больше. Опять попадет в аварию. Она помедлила и осмотрелась, сомневаясь, что ей хватит мужества. Над высохшим дубом проплыли огни самолета, ветки казались нервами на фоне звездного неба. Она ждала знака, будто мир вокруг нее мог подать знак, что ей делать.
В полночь Ливон встретил ее на «Ягуаре». У него был усталый вид.
Я обычно рано ложусь, признался он.
Через несколько дней они поженились. Бракосочетание было чисто деловым, хотя она отказалась изменить фамилию, ибо где-то прочла, что женщины больше не обязаны это делать, и думала, что это разбило бы Джуду сердце. Ливон казался раздраженным. Она ушла к себе в комнату. Ферма находилась далеко от дома, так что никто не узнает, что она сбежала. Он держал обещания и покупал все, что она просила. Но когда он стал приносить платья в стиле «южная красавица» и настаивал, чтобы они сидели вместе на пороге или гуляли вечером, она почувствовала себя холеной лошадью на пастбище, выставленной напоказ.
Бог был у них частой темой для разговоров. Я нередко размышляю о Боге, говорил Ливон. Иногда я думаю о космических станциях и пришельцах, и о Боге, это важно. Одно из преимуществ женитьбы – возможность делиться мыслями. Нет ничего хуже, чем думать о Боге в одиночестве. Мне было одиноко.
Он мог говорить целыми днями. И после многих лет молчания Иза с трудом выносила его разговорчивость. Его возраст проявлялся все явственнее, он часто слонялся по дому в махровом халате, словно низенький, высохший Хью Хефнер. Они лежали на его кровати, и он говорил – мудрое старое дитя. Потом засыпал, а она занималась своими делами, пока он не звал ее. Вот история, которую я хотел бы рассказать тебе, говорил он. Просто хотел увериться, что ты меня понимаешь. Потому что ты можешь подумать, что это глупо.
Был вечер, и они сидели на крыльце с книгами. Он познакомил ее со многими поразительными книгами по философии, с его любимыми, где говорилось, что в Библии есть следы пришельцев, что Святое Писание зашифровало историю войны богов в небесах, предшественников современных суперменов, богов, которые создали нас с помощью генной инженерии. Это потрясающе, соглашалась она. Книги эти возбуждали в ней желание перемен, чтобы что-то случилось, чтобы появились бы пришельцы или с Землей столкнулась комета. Но чаще он прерывал ее чтение, чтобы рассказать еще одну историю.
Видишь лес? Он указал на упавшую каменную стену в конце фермы. Этот лес, сказал он, стоял, когда я был еще ребенком. Скорее всего, он принадлежит государству. Никто не знает наверняка. Там течет ручей, а за лесом – довольно загруженная дорога, так что если ты дойдешь туда, увидишь кучи мусора. Но деревья старые и там темно и страшновато.
История, которую он хотел рассказать, касалась вечера, когда он сортировал мусор и отложил корзину гвоздей, надеясь, что в воде они быстрее заржавеют. Он только вошел в лес, когда заметил мужчину и девушку. Поток бежал стремительно и шумно, так что они не слышали его шаги. Мужчина был высок, в черном костюме.
И он был невероятно бледен, сказал Ливон, самый белый человек, которого я видел в жизни. Девушка чуть моложе, чем ты. Она была одета в легкое платье, хотя было холодно. Она была прелестна, и я ее пожалел. Но было поздно, а мужчина был страшен, и очень, очень бледен. Они просто стояли там, может, минуту. Его лицо касалось ее шеи, а ее голова лежала на его плече. Он был необычайно высок и не был похож на нормального человека. Я наблюдал за ними сколько мог. Казалось, девушка засыпает, судя по рукам, соскальзывающим с его спины. Я испугался и ушел домой. И запер двери на ночь.
Теперь я верю в Бога, в Иисуса и в истинность Святой Библии. Там, в лесу, я видел повод для вечного философского вопроса. Если зло в чистом виде существует, значит, существует и Бог. Я искал потом этого человека каждую ночь, думая, что если его найду, постигну самую сокровенную суть. И перестал искать его только после того, как женился на тебе. Я думал, что жить в этом мире опасно, и не хотел оставлять тебя одну. Но, наверное, мне следует опять отправиться на поиски. Мне потребовалось все мужество, и я верю, что поиски Бога требуют от человека всего его мужества. Человек рискует ничего не найти, и он всегда лицом к лицу со смертью.