– Люблю, – спокойно ответил я.
– Тогда в чем же дело?
– Я пришел сюда не для того, чтобы есть.
Марин усмехнулся и покачал головой. Взяв свой бокал, он допил остававшееся в нем вино и вновь наполнил его.
– Послушайте, инспектор, я, кажется, уже принес вам свои извинения…
– Разве?
– Хорошо, – Марин коснулся края стола ребром ладони. – Я сейчас приношу вам свои извинения. Теперь вы удовлетворены?
– Я буду удовлетворен только тогда, когда надену на тебя наручники и в таком виде доставлю в Департамент.
На лице Марина появилась странная гримаса, которая выражала одновременно презрение и сочувствие. И все это я должен был принимать на свой счет.
– Вот только не нужно этой дешевой патетики, инспектор, – Марин тяжело вздохнул. – Ваше начальство сейчас лишено возможности слышать вас, а потому некому оценить вашу несгибаемую преданность служебному долгу.
– Я…
Марин не пожелал слушать меня.
– Вы хотите получить объяснения по поводу того, что произошло вчера?
Я замер, как сеттер, сделавший стойку на затаившуюся в кустах куропатку, которую он пока еще не видел, но уже чувствовал, что дичь где-то рядом.
Марин поднял бокал и выжидающе посмотрел на меня.
Помедлив секунду, я взял со стола свой бокал.
Марин улыбнулся.
– За взаимопонимание, – вновь провозгласил он и коснулся своим бокалом края моего.
Сделав глоток вина, я поставил бокал на стол и наколол на зубец вилки одну из гигантских креветок.
Марин тоже взялся за вилку.
– Вы говорите на суахили, инспектор? – спросил он.
Едва только Марин произнес эти слова, в моем подсознании включилась кодовая система, открывающая доступ к словарному запасу и грамматике названного языка.
Я коротко кивнул и подцепил на вилку морской гребешок.
– Отлично, – Марин с ходу перешел на суахили. – Полагаю, что, помимо нас, в этом кафе язык суахили никому не знаком. Мне не хотелось бы, чтобы предмет нашего с вами обсуждения сделался достоянием гласности.
– Я не брал на себя обязательства хранить молчание, – заметил я.
– Полагаю, инспектор, у вас не возникнет желания делиться со своим начальством тем, что станет вам известно в ходе нашего разговора, – улыбнулся Марин. – Мне кажется, что для вас все складывается не так уж плохо. Картина возвращена в коллекцию графа Витольди, и никто, кроме нас с вами, не знает, каким образом это произошло.
– Чего ради нужно было устраивать суету вокруг картины, которая, как мы оба понимаем, не представляет собой никакой ценности? – спросил я.
– Это был эксперимент, – ответил на мой вопрос Марин.
Вилка с насаженным на нее гребешком зависла в воздухе, не добравшись до моего рта.
– Эксперимент? – мне показалось, что я ослышался.
– Именно так, – подтвердил Марин.
Я не смог удержаться от язвительного замечания:
– Прежде ты не воровал картины.
Марина, похоже, обидели мои слова.
– Не думаю, что это можно считать воровством, – сказал он. – Я же собирался вернуть картину хозяину. Кроме того, Витольди даже не обратился в полицию.
– Об этом я хотел бы узнать поподробнее, – я попробовал чуть подкопченную устрицу и остался весьма доволен ее нежным вкусом.
Марин самодовольно улыбнулся. Должно быть, он полагал, что сию часть головоломки я должен был разгадать, и его самолюбию польстило то, что мне это не удалось.
– Граф Витольди попросту не заметил исчезновения картины. Прежде чем снять «Утро» со стены, я сделал с него голографическую копию, после чего установил воспроизводящий чип на том месте, где должна была находиться картина. Правда, здорово придумано?
Марин глянул на меня, как будто ожидал услышать слова похвалы.
– После этого ты намеренно засветился при временном переходе и позволил конфисковать свой груз, в котором находилось «Утро», – продолжил я начатую Мариным историю. – Ты знал, что кто-то из Отдела искусств явится сюда, чтобы вернуть картину ее законному владельцу, и заранее подготовил засаду.
– Совершенно верно, – подтвердил мою догадку Марин. – Я явился в местную жандармерию с документами на имя комиссара Мегрэ, прибывшего из Парижа, чтобы задержать знаменитого Лондонского Похитителя Картин. По имевшимся у комиссара сведениям, Лондонский Похититель намеревался приехать в Канны и похитить картину «Утро» из коллекции графа Витольди. Уверяю вас, инспектор, я представил вас самым наилучшим образом. В соответствии с моей характеристикой, вы являлись похитителем-джентльменом, прекрасно разбирающимся в искусстве и берущимся за выполнение лишь самых дорогих заказов, полученных от лиц, чья кредитоспособность не вызывает сомнений. Купившись на эту историю, местная жандармерия выделила мне четверых человек для организации засады.
Следует отдать должное графу Витольди, он с огромным скепсисом отнесся к самой мысли о том, что знаменитый Лондонский Похититель Картин явится сюда только за тем, чтобы украсть «Утро». По его мнению, картина не представляла собой большой ценности. Но тем не менее он не стал возражать против того, чтобы в его доме несколько дней подежурили жандармы.
– Мой сканер не отметил наличия в доме посторонних лиц, – заметил я.
– Дорогой мой инспектор, – снисходительно улыбнулся Марин. – Пройдоха Шмульц давно уже поставил на поток производство устройства, блокирующего любые сканеры. Дерет он за свою работу немало, но зато с помощью его аппарата я смогу убедить ваш сканер, что в доме нет ни единой живой души, в то время как там будет проходить банкет по поводу столетнего юбилея хозяина. Кстати, вас, инспектор, я засек именно в тот момент, когда вы прогуливались вокруг виллы графа Витольди, сканируя внутреннее пространство дома. А едва только приметив вас, я понял, что вечером вы явитесь в дом, чтобы вернуть картину на место. Как и следовало ожидать, с наступлением сумерек вы надели очки с инфракрасным сканером, которые помешали вам увидеть голографическое изображение, заменявшее реальную картину на стене галереи. Вот, собственно, и все. Оставалось только дождаться того момента, когда вы возьмете картину в руки, чтобы повесить ее на крючок, и отключить в этот момент голографическое изображение. Ни у кого из тех, кто увидел вас, когда зажегся свет, не возникло сомнений в том, что вы только что сняли картину со стены.
Я сделал глоток из бокала и покачал головой.
– И все равно я не понимаю, чего ради все это было затеяно.
– Я же сказал: это был эксперимент, – с многозначительным видом Марин поднял вверх указательный палец, после чего еще раз повторил: – Эксперимент, инспектор!