Кроме того, возникал еще один весьма непростой вопрос: каким образом портрет уцелел, если все, кто так или иначе оказались причастными к событиям, в которых волею судьбы пришлось сыграть свою роль и инспектору Ладину, были уверены в том, что обработанная люминолюфом картина сгорела в тубе?
– Франческо! – рявкнул во всю глотку Леонардо.
Не прошло и полминуты, как запыхавшийся подмастерье влетел в мастерскую. Окинув всполошенным взглядом комнату, Франческо преданно уставился на мастера.
– Что ты обо всем этом думаешь, Франческо?
Под испытующим взглядом Леонардо подмастерье невольно втянул голову в плечи.
– О чем, мастер?
– Обо всей этой истории с портретом Джоконды.
Франческо непонимающе пожал плечами, – мол, что я, бедный подмастерье, могу об этом знать?
Леонардо недовольно поджал губы.
– Не темни, Франческо. Ты ведь знаешь, я всегда чувствую, когда ты пытаешься меня надуть. У меня есть основания полагать, что тебе известно нечто такое, о чем не знает больше никто. И я требую, чтобы ты немедленно рассказал мне об этом.
– О чем, мастер? – невинности выражения лица Франческо мог позавидовать новорожденный младенец. – Я всего лишь помог человеку, купившему картину, донести ее до дома.
– И что ты получил за это?
– Он не заплатил мне ни единого сольдо!
– Именно это и кажется мне подозрительным, – кивнул Леонардо. – Насколько я тебя знаю, ты за просто так и пальцем не двинешь.
– Мастер!.. – Франческо клятвенно прижал руку к груди.
Леонардо рывком вскочил с кресла, одновременно выбросив правую руку вперед. Превосходно зная, что это означает, Франческо попытался увернуться. Но Леонардо оказался проворнее и успел-таки схватить подмастерье за ухо.
– Синьор! – взвизгнул Франческо, изворачиваясь всем телом, точно угорь, попавшийся на крючок. – Я ни в чем не виноват!
– Да? – Леонардо усмехнулся и сильнее сдавил ухо подмастерья. – А почему последнее время у тебя руки и одежда в красках?
– Я убирался в мастерской!
– Серьезно? – вскинув брови, изобразил удивление Леонардо. – Что-то я не вижу следов твоего усердия! По-моему, так ты вообще забыл о своих обязанностях!
– Я старался, синьор!
– А куда исчезли сорок семь лир из моего сундука? Когда ты успел подобрать к нему ключи? – Леонардо крутанул ухо подмастерья так, что тот изогнулся, словно плющ. – Говори, паршивец, или я оторву тебе ухо!
Чувствуя, что это не пустая угроза, Франческо решил частично сознаться в содеянном.
– Да, мастер! Я взял у вас деньги!.. Но я собирался вернуть их при первой же возможности!
– Снова проигрался в кости?!
– Нет, мастер! Нет! Мне нужен был холст и краски!
Удивленный таким поворотом событий, Леонардо слегка ослабил хватку. Франческо не преминул воспользоваться этим и попытался освободить свое и без того пострадавшее ухо из крепких пальцев мастера. Но попытка оказалась неудачной. Леонардо был начеку, и пальцы его еще больнее сдавили ухо несчастного Франческо.
– Ты снова пытаешься меня обдурить, негодник! – гневно прорычал Леонардо.
– Нет, мастер! Нет! – Франческо обеими руками ухватился за запястье руки, сжимавшей его ухо, пытаясь воспрепятствовать вращательному движению кисти. – Клянусь! Я работал над картиной!
– Вранье!
– Клянусь, мастер! Я писал картину!
– Где же твоя новая работа? – усмехнулся Леонардо.
– Я… – Франческо запнулся, как будто испугавшись того, что хотел сказать, но новый приступ острой боли в терзаемом рукой мастера ухе заставил его прокричать: – Я продал ее!
Тут уж Леонардо рассмеялся в полный голос. Франческо окончательно заврался. У парня были несомненные способности к живописи, но самостоятельно написать картину, за которую кто-то согласился бы заплатить больше, чем стоили холст и краски, он был пока еще не в состоянии. Если бы это было так, то Леонардо первым признал бы, что под одной крышей с ним живет будущий гений.
– Клянусь вам, мастер, я продал картину! – Франческо уже не мог сдержать слез унижения и боли. – Я все расскажу вам! Только отпустите мое ухо!
– Что ж, я с удовольствием выслушаю твою историю.
Леонардо разжал пальцы. В ту же секунду Франческо оказался на противоположном конце комнаты. Страдальчески поскуливая, он прижимал руку к измученному уху.
– Держи, – Леонардо кинул парнишке полотенце. – Намочи в холодной воде и приложи к уху.
Опасливо поглядывая в сторону мастера, Франческо подошел к стоявшему в углу умывальнику, как следует смочил полотенце и, сложив его в несколько раз, приложил к багровому, распухшему уху. Первоначальное ощущение оказалось не самым приятным. Стиснув зубы, парень тихо зашипел.
– Я слушаю тебя, – напомнил о своем присутствии Леонардо.
Подмастерье обреченно вздохнул и, повинно склонив голову, начал свою покаянную речь:
– Я был восхищен вашей картиной, мастер. Днем она не давала мне заниматься своими обычными делами, ночью не давала спать, являясь в снах. Мне хотелось все время смотреть на нее… Я понимал, что это похоже на безумие, но ничего не мог с собой поделать! Для меня была невыносима сама мысль о том, что, когда вы закончите свою работу, она покинет наш дом…
– Мой дом, – автоматически поправил подмастерье Леонардо.
– Ваш дом, синьор, – не стал спорить Франческо. – И тогда я решил сделать копию с портрета, над которым вы работали. У меня не было иллюзий на счет своих способностей. Я знал, что у меня получится всего лишь слабое подобие того, что создавалось вашими удивительными руками. Если бы я мог, то купил бы портрет Моны Лизы, заплатив за него вдвое, втрое, вчетверо больше, чем предлагал вам синьор дель Джокондо. Но у меня не было таких денег. Поэтому я сам взялся за кисти и краски…
– Стащив деньги на них у меня, – вставил Леонардо.
Франческо обреченно вздохнул, давая понять, что готов понести за содеянное любую кару.
– И когда же ты закончил свою работу? – поинтересовался Леонардо.
– Почти одновременно с вами, мастер, – ответил Франческо.
– И сразу же продал ее?
Брови Леонардо сместились к переносице, отчего лицо приобрело гневное выражение, – художник представил себе, какой удар по его репутации могло нанести появление в коллекции какого-нибудь знатного вельможи, мнящего себя ценителем живописи, но при этом ровным счетом ничего не смыслящего в ней, грубой подделки одной из его картин.
– Ну, не совсем продал… – вновь замялся Франческо.