Сказав это, Леонардо протянул перед собой руку с открытой ладонью, так, будто предоставлял теперь своему собеседнику право сказать, что он думает по этому поводу. Но инспектор молчал, пытаясь понять, свидетелем чего он только что стал? Что продемонстрировал ему Леонардо? Фантастическую, кажущуюся невозможной способность к гениальным прозрениям? Или же просто ловкий трюк, ключ к пониманию которого найти, быть может, и не так сложно?
По лицу генерального инспектора Отдела искусств, как всегда, невозможно было догадаться, о чем он думает в данный момент. Но на этот раз внешняя невозмутимость стоила ему немалых усилий. Первой реакцией на доклад инспектора Ладина было раздражение, которое Барцису с трудом удалось сдержать. Что возомнил о себе этот мальчишка, рассказывающий в кабинете генерального инспектора историю, место которой в третьесортной бульварной газетенке? Однако, сопоставляя факты, которые излагал Ладин, с теми, что стали известны в результате предпринятого генеральным инспектором параллельного расследования, Барцис все больше убеждался в том, что инспектор прав. Возможно, в чем-то он заблуждался, преувеличивая значимость тех или иных событий, произошедших за истекшие сутки. Но чтобы убедиться, что в главном Ладин не ошибся, достаточно было связаться с инспектором, отслеживающим ситуацию в Квадратном кабинете Лувра, и спросить, на месте ли «Джоконда». Картина до сих пор была цела. А это означало… Если бы кто-то смог сейчас внятно объяснить генеральному инспектору, что именно это означало, подобная проницательность могла бы обернуться для счастливчика внеочередным повышением по службе.
– …Исходя из всего вышесказанного, можно сделать вывод, что картина, написанная Леонардо да Винчи в 1503 году, хотя и является портретом Моны Лизы, жены флорентийского магната Франческо дель Джокондо, не имеет ничего общего с тем портретом, который находится в Лувре и который во всех каталогах именуется «Джокондой».
Подведя таким образом итог докладу, Ладин затаил дыхание в ожидании реакции генерального инспектора.
Барцис медленно поднял руку и плотно прижал ладонь к своему гладко выбритому затылку. Вопреки обыкновению, его рука не начала медленно смещаться в направлении шеи, а замерла на месте.
– Вам известно, что анализ золы в тубе, которую вы переслали в Департамент, подтвердил донесение о сгоревшей в ней картине?
– Да, – коротко кивнул Ладин.
– Вам, должно быть, также известно, что контрабандист, которого вы переправили в Департамент вместе с тубой, отрицает какую бы то ни было свою причастность к случившемуся?
– Да, – снова наклонил голову инспектор.
– Таким образом, ни ему, ни его сообщнику, – Барцис тронул кончиками пальцев листок бумаги с портретом, нарисованным подмастерьем Леонардо, – мы не можем предъявить никакого иного обвинения, кроме нелицензированного временного перехода.
На этот раз инспектор промолчал. Проявив излишнюю самоуверенность, он допустил серьезную промашку. После такого ждать снисхождения было бы просто глупо.
Чуть повернув голову, Барцис еще более пристально посмотрел на Ладина. Он ждал ответа на вопрос, который не был задан, но явно подразумевался. Под взглядом генерального инспектора не имело смысла делать вид, что не понимаешь, о чем идет речь.
– Я не знаю, что за картина находилась в тубе, – произнес Ладин, стараясь даже не глядеть в сторону массивного письменного стола, за которым восседал Барцис. – Но полагаю, что это был портрет Моны Лизы… Истинной Моны Лизы, о которой мы никогда не знали.
– Почему же случилось так, что одна из работ Леонардо осталась никем не замеченной?
– Быть может, в реальной истории, до того, как в нее вмешалась банда Хрычова, картина была также уничтожена вскоре после ее написания? – высказал предположение Ладин. – Леонардо говорил, что дель Джокондо портрет жены не понравился, – он счел его слишком фривольным.
– Слишком фривольным… – генеральный инспектор чуть оттопырил нижнюю губу, что делал в минуту глубокой задумчивости. – О той «Джоконде», которую мы знаем, такого не скажешь… Не так ли, инспектор?
Сделав глубокий вдох, Ладин произнес:
– У меня имеется предположение, господин генеральный инспектор… Если вы позволите…
Ладин понимал, что идет на серьезный риск. Но в ситуации, в которой он находился, риск казался ему оправданным. Судя по всему, генеральный инспектор пока еще не принял окончательного решения относительно того, какое именно наказание должен понести инспектор Ладин за свое самоуправство. Если его объяснение покажется Барцису необоснованным и глупым, то это позволит генеральному инспектору утвердиться во мнении, что перед ним находится самоуверенный болван, которого и наказывать следует по всей строгости. Но если Ладину все же удастся заинтересовать Барциса своей версией, то, кто знает, быть может, судьба окажется к нему снисходительной.
– Ну так что? – недовольно насупил брови генеральный инспектор.
– Разрешите? – взглядом указал на столик с охлаждаемой минеральной водой Ладин.
Барцис сделал приглашающий жест рукой.
Ладин подошел к столику, налил воды в стакан, который тотчас же покрылся крошечными капельками испарины, и залпом осушил его. Утолив жажду, инспектор почувствовал себя куда спокойнее и увереннее. Он вдруг с отчетливой ясностью осознал, что ему и в самом деле нечего терять.
– Я полагаю, что картина, которая находится в Лувре, была написана Леонардо не в 1503 году, а гораздо позже. И это был портрет не жены Франческо дель Джокондо, известной под именем Моны Лизы, а вдовы родовитого испанского дворянина Пачифики Брандано, ставшей впоследствии любовницей герцога Джулиано Медичи. Как нам известно, в 1513 году герцог Медичи заказал Леонардо портрет своей любовницы, над которым художник начал работать в Риме, в папском дворце, где для него была оборудована специальная мастерская. Леонардо работал над портретом Пачифики три года. Но к моменту окончания работы Джулиано Медичи умирал от чахотки. Он отправил Леонардо в Париж, ко двору короля Франциска I, оставив ему портрет в качестве прощального подарка. Французский король, пожелавший купить картину, получил от художника отказ под предлогом того, что работа над картиной не завершена. Леонардо не расставался с картиной до самой смерти, которая наступила в 1519 году. Дальнейшая судьба портрета Пачифики Брандано неизвестна. Можно предположить, что это и есть тот самый портрет, который сейчас находится в Лувре.
Закончив свою короткую речь, инспектор почти с облегчением перевел дух. Он сделал все, что мог, – дальнейшее от него теперь уже не зависело.
Тимур Барцис трижды стукнул согнутым средним пальцем по крышке стола.
– И когда же вы пришли к такому выводу, инспектор? – спросил он, не поднимая взгляда.
– Меня давно интересовала судьба портрета Пачифики Брандано, – тут же ответил Ладин. – Перед тем как идти к вам с докладом, я всего лишь просмотрел некоторые документы, сопоставив их с теми фактами, что стали известны мне сегодня.