Лицо миссис Палмер приобрело синюшный оттенок, и она прошептала:
– Я нужна тебе для побега, понимаешь?..
Девушка перевела взгляд со своей тюремщицы на кованую дверь. Мэтью, распростершийся на полу, все еще находился без сознания. Но за коридорами внизу следили другие надзиратели. Выбраться наружу было невозможно.
Мэри невольно содрогнулась от сознания безвыходности своего положения. А миссис Палмер вкрадчиво проговорила:
– Милая, отдай мне дубинку. Я вижу, ты прекрасно понимаешь, что тебе некуда бежать.
Мэри еще крепче сжала свое оружие.
– Не искушайте меня, мадам, а не то я все-таки выбью вам мозги. Или вы забыли, что я – сумасшедшая?!
Миссис Палмер не отреагировала на угрозу и заявила:
– Тогда пойдем вниз.
Нет, только не вниз! Именно там обрывались все пути к побегу. Но возможно, Мэри могла бы спуститься с миссис Палмер по боковой лестнице к черному ходу…
Прежде чем Мэри успела как следует обдумать свой план, в коридоре послышались чьи-то шаги.
Миссис Палмер просияла.
– Вот видишь, Мэри? Тебе не сбежать.
Эдвард стремительно шагал по сырому коридору приюта с пистолетом в руке. Крупные капли крови стекали с костяшек его пальцев и, падая на каменный пол, превращались в алые лужицы. В груди же герцога бушевала первобытная ярость.
Добравшись до двери в конце длинного коридора, он с силой впечатал в нее свой тяжелый сапог. Замок с лязгом вылетел из своего гнезда, а от следующего удара треснувшая дверь сорвалась с петель и с грохотом упала на пол.
Крохотная полутемная комната без окон напоминала камеру заключенного, и казалось, что здесь, как и во всем приюте, в воздухе витали запахи боли и отчаяния. Когда же глаза Эдварда привыкли к полутьме, он, наконец, увидел знакомую женскую фигурку.
Мэри стояла посреди комнаты – дикая и воинственная; волосы ее были растрепаны, тонкая ткань сорочки едва прикрывала тело, а в руках она крепко сжимала массивную дубину. И было очевидно, что она напряженно ожидала… чего-то ужасного.
Внезапно лицо ее прояснилось, и она с облегчением воскликнула:
– О Эдвард, ты здесь?!
Ему ужасно хотелось кинуться к ней и прижать к груди, но прежде всего следовало подумать о безопасности. Герцог взглянул на стоявшую напротив Мэри женщину, а затем – на человека, лежавшего на полу. Направив на даму дуло пистолета, он произнес:
– Миссис Палмер, не так ли?
У дамы были золотисто-каштановые волосы и довольно красивое лицо – такое мог бы написать на одном из своих полотен Рафаэль. И, уж конечно, лицо это соответствовало ее дьявольской натуре.
– Сэр, у вас нет законных оснований находиться здесь, – заявила хозяйка приюта.
Готовый уже спустить взведенный курок, Эдвард замер на мгновение, потом проговорил:
– Законных? Как смеете вы говорить о законе?
У хозяйки хватило наглости вскинуть подбородок и спокойно заявить:
– Это мое заведение, и все здесь находящееся на моем попечении. С согласия их опекунов и Короны!
Кровь в жилах Эдварда вскипела от ярости; его ненависть к этой женщине превратилась в жажду убийства.
Герцог медленно пересек комнату, и в каждом шаге его чувствовалась угроза. Наконец, остановившись перед миссис Палмер, он приставил дуло пистолета к ее лбу.
– Позвольте мне кое-что вам объяснить. В то время как у других ваших пленниц нет друзей на свободе, у Мэри они есть.
Хозяйка вздрогнула в испуге, но тут же проговорила:
– Ее отец – очень влиятельный человек, и его слово всегда будет весить больше вашего, кем бы вы ни были.
– Тогда, вероятно, мне следует представиться. Эдвард Барронс, герцог Фарли.
Миссис Палмер судорожно сглотнула.
– Ну… это не имеет значения. Она здесь по воле своего отца, который, являясь ее законным опекуном…
– Я никогда не бил женщин, но, клянусь Богом, вы вынуждаете меня нарушить это мое правило.
– Эдвард, я… – Мэри умолкла.
Не отводя взгляда от лица миссис Палмер, герцог спросил:
– Что, милая? Говори.
– Я… я хотела бы уйти отсюда прямо сейчас, – пробормотала девушка.
– Да, конечно. – Эдвард кивнул. – Но сначала нужно связать миссис Палмер. – Он покосился на Мэтью, лежавшего на полу. – А это кто?
– Надзиратель, – прошептала Мэри с ненавистью в голосе.
Снова взглянув на Мэри, Эдвард сразу же все понял. И вспомнил, как тогда, в его лондонском особняке, обнаженная и беззащитная Мэри, лежавшая на полу, умоляла его не насиловать ее.
Герцог медленно отступил от миссис Палмер и протянул девушке пистолет.
– Возьми! – прорычал он.
Ее пальцы скользнули по прохладному металлу ствола, затем обхватили рукоятку. Но стоило Мэри взять в руки пистолет, как Эдвард почувствовал, что не может сдержать себя – он ощутил неуемное желание заставить насильника заплатить за содеянное. Бросившись на надзирателя, герцог начал наносить ему сокрушительные удары, сыпавшиеся один за другим – Эдвард, не зная усталости, никак не мог остановиться, все бил и бил, пока лицо негодяя не превратилось в кровавое месиво.
Мэтью, очнувшись, попытался его оттолкнуть, но Эдвард не знал пощады – так же, как этот ублюдок когда-то не желал щадить несчастную Мэри.
Окровавленные кулаки герцога работали без остановки – левый, правый, левый – снова, и снова, и снова. Сбившееся надрывистое дыхание. Бессильные руки надзирателя, тянувшиеся к нему, его не останавливали, ибо одна лишь мысль владела им сейчас – наказать мерзавца, пытавшего и насиловавшего его Калипсо. Она ведь чуть не погибла из-за этого подлеца!
Тут Эдвард вцепился пальцами в толстую шею насильника и сдавил что было силы. Когда же лицо надзирателя начало приобретать синеватый оттенок, мощный удар внезапно свалил герцога с ног. Ошеломленный, он заморгал. Потом приподнялся, готовый броситься на нового врага.
– Довольно, Эдвард, – прозвучал над его плечом спокойный голос Пауэрза.
Мэри не могла отвести взгляд от ужасной сцены. Эдвард прихрамывал, поддерживаемый Пауэрзом, и его лицо было забрызгано кровью, багряными ручейками стекавшей на плащ и шейный платок. А Мэтью…
Надзиратель лишь отчасти походил на человеческое существо, – впрочем, в этом смысле мало что изменилось. И, как ни странно, Мэтью был еще жив. Но Мэри думала сейчас совсем о другом. «Он пришел, Эдвард пришел!» – мысленно ликовала она.
Рука ее дрожала, и она заставила себя успокоиться, чтобы случайно не нажать на курок. Мэри перевела взгляд на Эдварда, а затем – на Пауэрза. Вся одежда виконта забрызгана грязью, и по его болезненно бледному лицу струились крупные капли пота.