После того как почти все разошлись, тетя Эстела с тетей Мариселой и тетей Розой уселись за стол и стали обсуждать во всех подробностях предстоящее семейное торжество по случаю Дня поминовения. А мужчины в это время играли в карты за соседним столом. Весь вечер Луз украдкой наблюдала за матерью. Еще никогда она не видела Марипосу такой оживленной. С приездом в Ангангео она неузнаваемо изменилась. Куда подевалась прежняя замкнутость, неразговорчивость, угрюмый вид? Перед Луз предстала совсем другая женщина. Она держалась свободно, раскованно, весело смеялась, шутила, с интересом слушала и сама охотно вступала в разговоры. Луз словно видела перед собой ту юную непоседу, ветреную красавицу, взбалмошную девчонку, какой Марипоса была в молодости. Близкие обращались с ней уважительно, выказывая ей всевозможные знаки внимания, как и положено по отношению к дочери недавно усопшей родственницы. Между Маноло и Марипосой чувствовалась неразрывная связь. Правда, отношения с Эстелой оставались натянутыми. Но это никак не отразилось на общей атмосфере застолья. За весь вечер Марипоса даже не прикоснулась к спиртному, но глаза ее сверкали, а на щеках полыхал румянец. Столь стремительный перепад в настроениях слегка напугал Луз. Кто знает, чем может закончиться столь сильное эмоциональное перевозбуждение.
Луз зевнула и бросила взгляд на кровать Марипосы. Она была пуста и даже прибрана. Когда успела? С вечера Луз долго не могла заснуть, но когда наконец уснула, то, видно, забылась настолько крепким сном, что даже не услышала, как мать встала, оделась и вышла из комнаты. Луз отбросила в сторону одеяла. Шаль, которой вчера укутала ее Марипоса, тоже исчезла. Луз быстро натянула на себя джинсы, чувствуя, что снова стала замерзать, сверху надела новый красный свитер, купленный в Сан-Антонио по настоянию Маргарет, и в тон свитеру – толстые шерстяные носки.
По узенькой лестнице она спустилась на кухню и замерла на пороге. Все три ее тетки были поглощены работой – наготавливали горы съестного на небольшой глинобитной плите. Потрескивали дрова, пахло специями и дымом. Все женщины были одеты одинаково: длинные темные юбки, теплые свитера, волосы заплетены в косы. Они о чем-то мирно беседовали, ни на минуту не прекращая работать руками.
– Buenos dias! Добрый день, – поздоровалась с ними Луз, заходя на кухню, и смущенно улыбнулась.
– Луз, проходи! Ну, как спалось на новом месте? – затараторила на испанском ее тетушка Эстела. Она схватила с полки кружку и, наполнив ее доверху горячим кофе, протянула Луз.
– Gracias! – вежливо поблагодарила Луз, твердо вознамерившись разговаривать только на испанском.
Тетя что-то весело прошептала остальным женщинам, и все три рассмеялись. Луз почувствовала, как краска прилила к ее лицу.
Отчаянно жестикулируя и нарочито медленно произнося каждое слово, тетя Эстела дала Луз понять, что приглашает ее к завтраку.
– Si. Yo comprendo. Gracias! Спасибо! Я все поняла, – пробормотала Луз, а про себя подавила тяжелый вздох. Какой же трудный и долгий день ждет ее впереди!
После сытного и вкусного завтрака – фасоль, рис, яйца – Луз побрела в гостиную. Комната была пуста, сверкала чистотой и блеском, то есть вполне была готова к предстоящему торжеству. Она бесцельно прошлась по комнате, остановилась полюбоваться прекрасной ярко-зеленой керамикой, расставленной на боковом столике у стены. И тут же с горечью вспомнила, как сокрушалась бабушка, когда похожий на эти кувшин разбился во время пересылки из Мексики в Штаты. Как же долго и скрупулезно она склеивала потом осколки, чтобы восстановить кувшин! На стенах висели картины – цветочные композиции из белокрыльника, семейные фотографии и, конечно, огромная икона Девы Марии.
Однако над всем убранством гостиной выделялся красивый алтарь, установленный под резной деревянной аркой, увитый крупными ярко-оранжевыми цветами бархатцев. Луз вспомнила, что Офелия называла их cempasuchitl, или цветы мертвых. Чаще всего в мексиканских обрядах поминовения близких можно увидеть бархатцы или цветы календулы. Вот и здесь бархатцами был не только покрыт весь алтарь, но они в изобилии стояли в вазах и вокруг алтаря. На больших керамических блюдах были разложены бананы, яблоки, сладкие тыквы пепо. Несколько массивных головок сахара выстроились в ряд на столе возле стены, справа примостилась металлическая жаровня с курящимися благовониями, слева – множество высоких белых свечей. Алтарный столик был покрыт белоснежной скатертью, на нем лежало большое, расписанное яркими красками распятие, а под ним – фотография Эсперансы.
Луз приблизилась к алтарю и залюбовалась тем, какая была Эсперанса в юности. Какой же красавицей была ее бабушка! Замерла на фоне белой оштукатуренной стены в ярком национальном костюме, словно райская птичка, спорхнувшая откуда-то с небес. Черные блестящие волосы заплетены в тугую косу, перекинутую на одно плечо. Сколько надежды в глазах! И сколько уверенности в своих силах. Луз протянула руку и осторожно погладила фото.
– А ты на нее похожа, – услышала она сзади.
Повернулась и увидела красивую молоденькую девушку, приблизительно одного с ней возраста, застывшую в дверях гостиной. Огромные глаза, несомненное фамильное сходство – выступающие вперед скулы. Темные волосы коротко подстрижены, непослушные завитки аккуратно упрятаны за уши, в которых сверкают золотые сережки. Глаза весело поблескивают из-под густой челки, улыбается тепло и сердечно. Хрупкая фигурка облачена в наутюженные джинсы, черный свитер и кожаный пиджак. Кажется, вчера их знакомили, вспомнила Луз, но вот только имя девушки начисто выветрилось из ее памяти.
– Меня зовут Ядира, – представилась девушка на английском, подходя ближе. – Я твоя кузина.
Слава богу, облегченно вздохнула Луз. В доме есть хоть один человек, который говорит по-английски!
– А меня зовут Луз.
– Я знаю. Моя мама приходится кузиной твоей маме, но только наполовину, по линии бабушки Эсперансы. Это, кажется, называется «сводные». – Ядира говорила медленно, тщательно подбирая каждое слово, боясь ошибиться. – Comprendes? Понимаешь меня? Получается, мы тоже сводные, то есть родня наполовину. – Она весело рассмеялась. – Yo no se! Умора, одним словом.
– У меня вообще раньше не было ни одной кузины, ни целой, ни наполовину, – рассмеялась в ответ Луз. – Так что я только буду рада иметь в кузинах тебя. Как говорится, беру не глядя все, что дают, и радуюсь этому.
– Мы живем на ферме. Это недалеко отсюда. Вот зашла поздороваться. А заодно и попрактиковаться в английском. Он у меня не очень.
– Нет, ты отлично говоришь по-английски, – запротестовала Луз, довольная тем, что нашелся хоть один собеседник, с кем можно будет не испытывать языкового барьера.
Польщенная, Ядира расплылась в благодарной улыбке.
– Сегодня такой хлопотный день. Столько работы!
– Я тоже предлагала свою помощь. Просила тетю Эстелу разрешить мне помочь им на кухне, но меня вежливо отшили… Если я точно ее поняла, то самая лучшая помощь от меня будет, сказала она, если я перестану поминутно спрашивать ее, чем могу помочь, – закончила Луз, и они с Ядирой весело расхохотались.