Среди подобной трагикомедии непорочным агнцем является Мейербер со своими «танцами монахинь» по сравнению с замыслами и результатами жидовских опереток Оффенбаха-Галеви.
И если для своего грозного аккомпанемента «Марсельеза» не требует ничего, кроме барабана, то кагальная потеха над Зевсом и Менелаем не могла, без сомнения, повлечь к какому-либо иному аккомпанементу «освободительного» движения, чем профессорские «иллюминации» и браунинги, бундистские газеты и бомбы…
Мудрено ли, что в «триумфе социальной революции» эту именно музыку оркестровали сыны Иуды как новый гимн «свободе», увы, наивными, чтобы не сказать более, арийцами вполне заслуженными?!
IV. Установив, таким образом, в некоторых чертах издевательство евреев над иноплеменниками даже в сферах религии и музыки, мыслимо ли ожидать чего-либо иного там, где израильтяне рассматривают себя уже как непререкаемые хозяева, т. е. в области имущества гоев?
Ответ не может, конечно, представлять сомнений. В удостоверение этого надлежит обратиться хотя бы к самим евреям.
Вот что свидетельствует Мардохей Маркс: «Напрасно старались бы мы отыскать ключ к лабиринту природы еврея в его религии. Следует, наоборот, искать решения загадок его религии в тайниках его природы. Что является первоосновой иудаизма? Практические вожделения, корыстолюбие. К чему сводится культ евреев? К барышничеству. Кто их действительный бог? Деньги».
Другой, немало вопиявший против антисемитизма еврей Бернал Лазар; однако же, сам повествует: «Когда жид является банкиром, он для всего злого располагает могущественной организацией и особого рода трущобными дарованиями. Он заносчив и жаден, нагл и фальшив. Свои плутни он развивает неизменно по одной и той же схеме – от ловкого, а подчас и банального мошенничества, до отчаянно-дерзкой, но «ненаказуемой» кражи. Вместе с этим, он неусыпно размышляет о тончайших махинациях и коварных маневрах. Вы его найдете повсюду, так как отовсюду же он черпает золото: вблизи правительств, совершающих займы; в «дружбе» с наивными изобретателями, которые только и умеют что творить; во главе бесчисленных, им же эксплуатируемых обществ, которые он учреждает либо «поддерживает» всем лукавством своей предательской болтовни. Но если бы случилось несчастье, он, разумеется, будет вне опасности. Да и к чему годилось бы богатство, если бы оно не могло предохранить даже от «неприятных случайностей»? А дабы официальная справедливость могла шествовать с полным торжеством, есть малые и слабые, те, кто питается крохами, кого до времени прикармливают, а затем кидают на произвол судьбы, и кто спасает своими боками».
Таковы отзывы еврейские.
Недаром, стало быть, в самом Талмуде значится: «для того и существуют большие воры, чтобы вешать маленьких!..»
Кто раскроет чудеса биржевых уток, фокусы игры на повышение и понижение, тайны операций выпуска «дивидендных» бумаг или же по захвату ценностей в одни руки?!.. Лихорадочная подвижность, неожиданность выходок, ухищрения в сфере лжи и путем шатания из стороны в сторону, страсть к немедленным результатам, будто дело всей жизни сводится к тому, чтобы ограбить и сейчас же бежать, [97] все это так и сыплется из замыслов кагала, как из рога изобилия. Ненависть и корысть, маниакальное шарлатанство, необузданность самомнения, стремление провести и одурачить, – таковы инстинкты и «забавы», которые наблюдаются здесь, на сцене и за кулисами, действуя с невероятным напряжением и с тем могуществом, которое накоплялось веками…
Какова внезапность в изобретении обманов? Как бесподобно лукавство в расстановке сетей? И каково умение притворяться, скрывая когти под чарующей мягкостью компромиссов и обольстительной нежностью дружбы?!..
Эволюция плутовства следует у евреев по определенным законам. Она слагается из тысячи стратегий, которые, будучи применяемы к обстоятельствам, сочетаются взаимно и в своем разнообразии координируются по началам биржевого генерала-баса. У эволюции этого рода есть собственные слова, специальные восклицания и нарочитые особенности, до такой степени неизменные, что, подметив их однажды, уже незачем останавливаться вновь.
Рядом с этим, надменно выставлять свое могущество на показ – основная повадка евреев во все времена. Обращаясь к этой стороне проблемы, необходимо, прежде всего, отвергнуть два весьма распространенных заблуждения. Говорят нередко, во-первых, что евреи приобретают шаббесгоев только за деньги либо за иные выгоды и, во-вторых, что на пути своих кочевьев «избранный народ» угнетает коренное население собственными капиталами.
И то и другое неверно, по крайней мере, в значительной степени. Предписывая не одно лишь обездоление гоев, а и превращение их в шутов Израиля, цинизм Талмуда, с другой стороны, требует, чтобы сынам Иуды это ничего не стоило, а вместе с тем указывает, что среди благоприятных условий способен действовать всякий. Выйти же победителем из обстоятельств враждебных, даже, по-видимому, безысходных, может только еврей. Если, далее, по Талмуду имущество гоя принадлежит первому еврею, который его захватит, и если, вообще говоря, мир есть собственность «избранного народа», как, впрочем, и сама жизнь гоев, то было бы возмутительным противоречием и нелепым до крайности унижением для сынов Иуды, когда они вздумали бы подкупать гоев за свой, а не за их же счет.
Отсюда следует, что уже ради величия своего имени евреи обязаны изыскивать другие приемы. И мы видим, что если, например, уже осенью 1905 года в Москве убийство городового расценивалось кагалом не свыше трех рублей, да и то лишь по невежеству «сознательных пролетариев», которые оскорбляли дело свободы домогательством мзды, то истинные подвижники во славу Израиля растерзывали его супостатов бомбами «во имя идеи», т. е. уже совсем безвозмездно. Правда, кагальная пресса трубила им хоралы, возводила на пьедестал героев, чуть не обожествляла их, но она имела, понятно, не это целью, а лишь во славу премудрого Талмуда подготовляла таким путем новых и даровых шаббесгоев на ту же самую дорогу.
Стремясь к дальнейшему развитию, это явление само собой переходило в эпидемию стадного психоза. С точки же зрения большинства «русской интеллигенции», сыны Иуды оказывались еще страстотерпцами, равноправие которых представляется эмблемой великого будущего России, и сверх того – недосягаемыми талантами, которым довлеют всякие честь и поклонение. Искореняя все противное кагалу, а в частности, уничтожая появление разумных книг и сколько-нибудь терпимой литературы, монополия кагальной прессы достигла, таким образом, апогея в издевательстве над русским народом среди роковых, даже беспримерных испытаний, ему ниспосланных на Дальнем Востоке…
Если конкуренция – война, то монополия – избиение пленных. А так как наряду с этим основной принцип евреев – «ни стыда, ни жалости!..», то ход событий не замедлил превратиться в такую тиранию, одним из результатов которой должна была явиться популярность «избранного народа» и в рабочих массах. Популярность сия тем более очевидна, что непререкаема. Посягать на нее, значит обрекать себя же самого на погибель нравственную, экономическую, а если мало, то и физическую. Дерзновение этого рода бессмысленно уже в виду того, что нигде не найдет убежища. Ему суждено даже оставаться неведомым и в отчаянии бессилия проклинать лишь собственное неразумие.