А еврейство среди подобных обстоятельств имеет право торжествовать уже потому, что столь блистательный гешефт ему ничего не стоит. Этого мало. Покрывая расходы, например, по изданию еврейских и жидовствующих газет, осмеиваемые и обездоливаемые ими же гои спешат паки обогатить кагал, равно как его ставленников, безграничными доходами с объявлений и необъятным расширением иудейских замыслов вообще, рассчитанных именно на ослепление и порабощение гоев через эту же кагальную либо шаббесгойскую прессу…
С другой стороны, мероприятия евреев сводят государственную и международную политику арийских народов, во-первых, к рублю, а во-вторых, к монопольному, за их же счет, новому обогащению Израиля другими путями.
V. Не одна, конечно, пресса служит этому, а и капиталы, но опять-таки нееврейские. Анонимные общества, а в особенности Банки, питаются деньгами и кредитом, равным образом самих же гоев…
Если, далее, торговые и промышленные стачки всякого рода параллельно с размежеванием их внутри кагала, представляют одну из главенствующих тем в Талмуде, как синтез эксплуатации иноплеменников, то захват сынами Иуды кредита проистекает отсюда логически, как верховный синтез. «Художественность» исполнения состоит в том, что пресловутый «nervus rerum gerendarum» добывается еврейством через подчинение ему государственного кредита страны, т. е. еще раз за ее счет с ничтожной либо даже нулевой затратой кагальных средств.
Потребление без производства, иначе говоря, проживание на чужой счет, есть паразитизм. Будучи же возведенным в систему и осуществляясь путем присвоения кагалом самих знаков обмена гоями своих богатств, он обращается в иудаизм.
Между сложными причинами, которыми обусловливается переживаемый Европой кризис, есть одна главнейшая, новоизобретенная, явная. Она заключается в том, что течение капиталов, предназначенное для питания всего социального организма, отводится по грязным каналам Талмуда в пользу немногих вампиров – израильтян. Живительный сок, необходимый для жизни ветвей, отпрысков и листьев, высасывается прямо из ствола дерева чужеядными паразитами. Несомненно, что положение этого рода в разных странах может представлять своеобразные ступени развития. Там твердое и прозорливое правительство, здесь энергичная аристократия, еще дальше – строгая привычка к порядку и коммерческий дух народа встречают натиск еврейства спасительным сопротивлением, или, по крайней мере, ограничивают его сносными пределами. Наоборот, к сожалению, в других государствах недостатки национального характера и колебания в политике, смуты и революции, химерические предприятия и растление в идеях, непригодность общественных деятелей и безнравственность партий комбинируются разом, дабы ускорить и распространить иудейское нашествие.
Прав был Берне, когда сказал, что «всякая страна имеет таких жидов, каких заслуживает…»
Действительно, среди союзников еврейского господства, основанного на тайных обществах, типом которого является собственная организация кагала, как не назвать золота?.. Не его ли упрекало язычество в одичании и разврате нравов, а христианство проклинало за расслабление духа и очерствение сердца? Не золото ли искуситель всякой совести. В самом же безмолвии своем не оно ли красноречивейший из ораторов? Не оно ли безграничный владыка человеческих стад?..
Простой, по-видимому, металл, и, тем не менее, все, что может быть куплено, продается либо отдается ему.
«Продажный город, как еще не нашлось желающего купить тебя!..», – с бешенством, воскликнул гордый Югурта, переступая заставу города Рима, – этой надменной республики, где, привыкнув к грабежу провинций, сенаторы и полководцы столь часто унижались перед золотом, которое протягивал им грозный враг Рима, тот же Югурта.
В наши дни покупатель есть на все и притом повсюду. Верховный хозяин и повелитель золота, никогда не испытавший его тирании на себе самом, еврей, является обладателем и несокрушимой земной власти.
Золото – важнейший рычаг еврейского могущества.
Иудейские банки возвышаются в этом мире, как гордыня цитадели, а сильные еврейские банкиры являются настоящими властелинами. И странное дело! Чем выше поднимаемся мы по социальной лестнице, тем это верховенство оказывается более могучим и тягостным. Человек простой, трудолюбивый рабочий видит проносящуюся мимо карету иудейского банкира, не ослепляясь: он даже отворачивается с невольным презрением. Наоборот, человек среднего сословия, разжившийся кулак, замотавшийся фабрикант или купец взирают на эту карету жадными глазами. Прогорающий аристократ еще более откровенен и с изысканной любезностью кланяется своему кредитору, ставшему его «приятелем». Наконец, какой-нибудь владелец собственности раскланивается с «великим» банкиром уже как равный с равным. Действительно, банкир поклонился еще как раб, но это не помешало владетельной особе, обернувшись к своему адъютанту, с печальной иронией заметить: «Вот наши господа!..»
Могущество золота имеет сходство с владычеством ума в том отношении, что наравне с ним мечтает о всемирном господстве и парит выше отдельных национальностей. Все должно быть подчинено ему, а оно ни от кого не должно зависеть. Все сферы жизни, а в особенности, ее болезненные уклонения, равно как и всякий вообще беспорядок, подлежат его эксплуатации, должны быть данниками усовершенствованного им ростовщичества.
Вообще говоря, двигатель мира и войны, любой службы государственной или общественной, всякого предприятия либо замысла, всяческой власти либо наслаждения, – главная сила в мире, где религиозность угасает, а нравственность осмеивается, конечно, – золото. Ничто иное, увы, не заменяет его, и заменить не может. Золотом коварно заказывается и пускается в ход идея; золото же кует и оплачивает железо, меч или механизм, предназначенные осуществить ее. Царствуя, как повелитель и выражаясь, как тиран, золото повергает к ногам того, кем оно раздается, королей и знать, министров и поданных, философов и женщин, старцев и юношей, искусства и науки, законы и понятия, нравы и склонности…
Каждый истекший день придает сказанному все более зловещий блеск, в конечном же выводе убеждает, что золото – это еврей.
Режим иудейских финансистов, если не уничтожает вполне возвышенных стремлений человечества, то сверху донизу потрясает их. На горизонте восходят новые светила, пред которыми бледнеют идеи нравственности. Иные становятся более или менее туманными, а некоторые и совсем невидимыми. Вместо них безумие подражания евреям овладевает умами и производит легко объяснимое понижение общественного уровня.
Раз деньги явились главным центром тяготения и обратились в верховную цель бытия, это роковым образом проникает до отдаленнейших глубин социального организма. В такой среде наклонности и призвания размениваются на мелочь, государственный человек становится похожим на биржевого дельца, наука живет рекламой, искусство впадает в продажность, либеральная профессии вырождаются в эксплуатацию сомнительной честности и с веселым цинизмом отвергаются старые традиции, а люди, которых они поставляют на общественное поприще, ведут себя, как интриганы, стремящиеся только к наживе.