Лишь такой взгляд на текущие события, а в частности на то, что происходило по всей России в 1905 году, объясняет смысл явлений.
Впрочем, и в данном случае еврейство не открывало ничего нового, а воспользовалось только мыслью других. Иезуитское государство в Парагвае должно быть почитаемо, хотя и в самой смягченной форме, прообразом того беспримерного, поголовного рабства, в которое «Маркс и K°» «умыслили обратить гоев. Гирш в Аргентине уже следовал примеру иезуитов, хотя, разумеется, на новый, биржевой лад. Еврейский замысел поработить Россию «иллюминациями», браунингами и бомбами не удался, да, пожалуй, и не входил в действительный расчет кагала, но зато принес невероятные, а в ближайшем времени даст, без всякого сомнения, еще большие выгоды «избранному народу». К сказанному остается разве добавить, что лишь крайнее незнакомство многих и многих с анналами истории позволяет клеветать на Россию, как единственную будто бы страну, где происходят погромы и плакаться на разорения, отсюда Талмудизмом претерпеваемые. В действительности, подвергаться преследованиям за свои сатанинские концерты-попури из государственных либо социальных бедствий других народов – таков неизменный удел евреев, а извлекать из этого потока золото – неподражаемая, в своем роде, но и весьма излюбленная ими сноровка.
В итоге мы, тем не менее, видим, что другие народы стонут под иудейским игом, как никогда раньше, а могущество сынов Иуды неуклонно растет. «Бедный Израиль, – сентиментальничает Ренан, будучи не в силах ни устранить, ни истолковать в его пользу факта, – всю свою жизнь проводил от погрома к погрому… Удостоверяя то же, гениальный Мишелэ с изумительной проницательностью и необыкновенным лаконизмом резюмирует, однако, историю евреев так:
«De soufflet en soufflet, – et les voila au trone du monde!..»
VI. Как опытные старьевщики, сыны Иуды все еще продолжают торговать в конец затасканной трилогией: «liberte, egalite, fraternite».
Отказываясь же рисовать картины социального рая, подстрекаемые ими крайние учения выдвигают, как универсальную панацею, чувство братства, которое, яко бы, снизойдет на людей, когда существующий строй будет ниспровергнут. Откуда возьмется это чувство среди повального озверения и почему не появляется оно теперь, – об этом «освободители», еще могли бы, пожалуй, умалчивать. Но они напрасно пытаются замалевать факт, что, если бы тень братства была мыслима на земле, то уже не требовалось бы ни социализма, ни коллективизма, ни анархизма, ни самого «Капитала» Маркса, – этого «Корана» Интернационалки. Обращаясь засим к двум остальным членам трилогии: «liberie» и «egalite», нельзя, в свою очередь, не заметить, что равенство возможно не иначе, как при всеобщей нищете. Это же последнее – не что иное, как всеобщее же рабство, а отнюдь не свобода.
Ясно, что равенство и свобода способны растерзать друг друга, но жить вместе они, разумеется, не в состоянии.
Невзирая на совершенную очевидность этого, сыны Иуды сумели, тем не менее, в иллюминациях отождествить «идеал свободы» с собственной Талмудической тиранией. Мы, таким образом, встречаемся с никогда еще до сих пор не виданным, неизмеримо циничным и, без сомненья, подлежащим соответственной каре, биржевым обманом, с загадкой, непостижимой как для нашего времени, так, вероятно, и для будущих историков.
Фальсифицируя товары и отвлеченные понятия, подделывая деньги, балансы, биржевые курсы и общественное мнение, отравляя экономический и нравственный кредит, веру в идеал, любовь к родине и любовь к свободе, иудаизм на этом именно воздвигает собственный, отчаянный деспотизм.
Закон истории таков, что куда пробирается еврей, там всякая свобода вынуждена собирать свои пожитки и готовиться к изгнанию. Засим по мере того, как развивается иудейское преобладание, возрастает рабство иноплеменников. А когда еврей воцарится окончательно, свобода исчезает, коренное же население гибнет, пожираемое кагальными паразитами в собственной стране.
Что же касается «социального рая», то он не может не явить трогательной картины: сурово организованная, за счет самих гоев щедро оплачиваемая и еврейскими шпионами терроризируемая жандармерия готовая на все; далее – охраняемые ею, высшие администраторы, инженеры и директоры социальных предприятий, исключительно, евреи; наконец, – в грязи и внизу, на самом дне, рабы кагала – иноплеменники.
Таков, без сомнения, неумолимо должен быть результат той «простой» программы, которою обольщаются ныне сирые и обездоленные. «Мы хотим, – говорят им сыны Иуды, – несчастных сделать счастливыми, а счастливых – несчастными!..»
«Все – государству», – провозглашают катальные благодетели, – для увенчания «райского» здания», а упоенный миражем благоденствия, «сознательный пролетариат» внимает этому, полагая, что «все – государству» значит: «все – всем». Но разве уже теперь государством не завладевают евреи?.. Стало быть, девиз «Все – государству» означает не более, как «Все евреям!»
VII. Воистину, надо диву даваться, вглядываясь в то, что сейчас происходит вокруг. А, между тем, история ясно и неизменно предостерегала о следующем: макиавеллизм, иезуитизм, мартинизм – только слабые оттиски Талмудизма, цель которого на пути веков заключается в том, чтобы стравливать гоев для завоевания ими же самими собственного рабства.
Еще в 1849 году Доннозо Кортец указывал в испанской палате депутатов, что под красным и черным знаменами, объединяя пролетариев всех стран, учреждается, не в пример прочим, «анонимное общество для эксплуатации народов».
«Огромными шагами, направляется мир к сооружению самого гигантского и ужасающего из всех деспотизмов, когда-либо существовавших!»
То же, в сущности, признавал и Вениамин д'Израэли, лютый враг Гладстона и ярый противник всех его реформ. Будучи главою консерваторов Англии и уже став лордом Биконсфильдом, он не затруднился, однако, предложить замену парламента прессою – еврейской, разумеется. Недаром ирландский трибун О'Коннель называл помянутого коварного талмудиста «прямым потомком того злодея, который и на кресте не захотел принести покаяния!». Так вот, кое-что понимая в делах этого рода, еврей д'Израэли сказал: «Тайные общества день за днем толкают правительства обоих полушарий к пропасти, куда, наконец, и свалят их, а с ними погибнут как закон, так и всякий общественный порядок».
Рекомендуя же поставить прессу на место парламентов, д'Израэли, быть может, лучше, чем кто-нибудь, разумел, что есть прямое соотношение между исчезновением арийских государственных людей и расширением верховенства иудейских банкиров. На развалинах прежнего социального строя, с преобладавшим влиянием церкви и дворянства, возникает новая власть, именуемая богатством. Среди окружающего ее мусора и других остатков прежнего государственного здания, сокрушаемого революциями, Маммона созидает свой престол. Первенство военных защитников страны сменяется тиранией ее финансовых эксплуататоров. «Владычество же иудейских биржевиков есть основная причина современного пауперизма», – утверждал тот самый Прудон, который, после революции 1848 г., негодуя от стыда, воскликнул: «Мы только жидов переменили!..» «В силу естественного закона, деньги – неизбежный властелин демократии», – заметил, в свою очередь, и Леруа Болье.