Словом, разум мой двигался по кругу, пока интуиция, устав от колебаний и метаний, не сказала мне: «Кейтлин, слушай свое сердце! Не время блуждать по лабиринту предположений. Разум умеет только анализировать. Он все усложняет. Он разбирает по косточкам, судит, взвешивает, исследует, рассуждает, сопоставляет и проверяет все, прежде чем выдать нам руководство к действию. Он холоден и беспощаден».
Совершенно обессилев, я позволила направлять себя инстинкту – моему инстинкту матери. Я решила… Нет, я просто обязана была сказать ему, кто я, рассказать правду! Его представления обо мне основывались на рассказах людей, движимых ненавистью. Стивену ничего не было известно ни обо мне, ни об обстоятельствах своего появления на свет, и я знала, что должна это исправить.
С момента возвращения он ни разу не заговорил со мной, просто вынул пропитанный слюной кляп и, не обращая на меня внимания, начал приводить в порядок свое оружие. Сейчас он сидел, уперев приклад в пол и придерживая дуло между коленями, и прочищал шомполом ствол. Время от времени он, хмурясь, посматривал в мою сторону.
Я обхватила колени руками и положила на них подбородок. Глаза мои сами собой закрылись, и я снова погрузилась в размышления. Как заговорить? С чего начать? «Добрый день! Позвольте представиться: Кейтлин Данн, твоя мать…» Или, быть может, так: «Стивен, сынок, наконец-то мы встретились! Расскажи мне, как ты жил эти двадцать лет!» Нет, это никуда не годится!
Я открыла глаза. Темное дуло мушкета было направлено на меня. Стивен смотрел на меня через прицел, и палец его лежал на спусковом крючке. Мое сердце перестало биться.
– Мне всегда было интересно, что чувствует человек, сталкиваясь лицом к лицу со смертью, – проговорил он медленно. Еще медленнее он снял палец с крючка. – Что скажете? – спросил он.
Я крепко прижала мокрые ладони к ногам и набрала в грудь побольше воздуха.
– Стивен? – шепотом произнесла я. Сердце мое сорвалось в галоп.
Он прищурился и опустил мушкет с нарочитой неспешностью. По правде говоря, все его движения выглядели просчитанными заранее. Мы оказались вне времени. Двадцать лет… Мой сын… Он смотрел на меня так, словно ничего не понял.
– Это я дала тебе это имя. Я – твоя мать, Стивен.
Несколько секунд прошли в тяжелой тишине. Стивен замер, внимательно глядя на меня. Я ждала. Он не моргал, не выглядел удивленным.
– Оно записано в книге рождений и смертей, но я никогда так себя не называю.
Он встал и заходил взад-вперед размеренным шагом, временами украдкой посматривая на меня через плечо. Во взгляде этом ясно читалось нервное возбуждение. Так смотрит человек, который готовится совершить ужасное преступление… Пение волынки стихло.
– Они ушли. Принц не станет медлить с отъездом, – объявил он, прислоняясь к дверному косяку. – Мне пора.
Сумерки заострили его черты. Он уперся рукой о второй косяк. У меня в горле встал комок, мешая дышать.
– Стивен! Я твоя мать. Ты услышал?
Мой голос, прозвучав в маленькой лачуге, вернулся и жестко резанул меня по барабанным перепонкам, ошарашил неизбежной правдой. Мой сын стоял передо мной. Взрослый мужчина. Незнакомец. Предатель… И он намеревался совершить убийство – застрелить короля, во имя которого другой мой сын сражался и умер. Мне захотелось закричать, но я даже не смогла сделать вдох.
Я впилась ногтями себе в колени, но разве может страдание тела заглушить сердечную боль? Стивен повернулся ко мне лицом, и оно было спокойным – таким, каким я уже привыкла его видеть. Я спрашивала себя, испытывает ли он хоть что-то, кроме ненависти или желания отомстить. Его блестящие, но ничего не выражающие глаза пристально смотрели на меня из полумрака.
– Я это знал.
Я посмотрела на него с изумлением.
– Ты знал?
– Это помешало мне убить вас прошлой ночью. Я хотел знать… помните ли вы обо мне.
– Помню ли я о тебе? Стивен, я оплакиваю нашу разлуку с самого дня твоего рождения!
– Со дня моего рождения? Значит, вы все-таки меня не забыли?
Голос его ослабел, превратился в шепот. Он перевел задумчивый взгляд на море.
– Разве может мать забыть своего первенца?
Он снова посмотрел на меня. Грусть, гнев, горечь… Чувства отражались у него на лице, сменяя друг друга.
– Разве может мать бросить своего первенца? Вы воспользовались мной и бросили меня, когда…
– Это ложь!
– Разве не это вы сделали?! – вскричал он.
– Я не пользовалась тобой, что бы тебе ни говорили!
– Какая разница? Правда в том, что вы меня бросили. Но, если задуматься… Могу ли я вас винить? Какая женщина захочет обременять себя незаконнорожденным ребенком, зачатым в роскоши? Но если бы вы просто сбежали…
Горечь придала этим последним его словам особый смысл, а гнев – всю тяжесть обвинений. Но на лице теперь читалась только грусть. Он выпил еще немного вина, вытер рот рукавом и… с яростным воплем швырнул бутылку о стену.
– Но нет! Этим вы не удовольствовались! – продолжал он едким тоном, вкладывая в него все презрение, на которое был способен. – Вы убили моего отца! Вы украли у меня мое имя, мое наследство, мою жизнь.
– Твой отец был чудовищем. Он… он…
– Он вас насиловал?
Он знал…
– Бекки… – объяснил он. – Но я не хотел ей верить.
– Она знала правду, Стивен. Я была не первой, с кем это случилось.
– Не называйте меня так! Я ненавижу это имя!
Слова вырвались против его воли. Словно кинжалы, они вонзились мне в сердце.
– Для меня – это единственное твое имя. Так звали моего деда по отцу – Стивен Данн. Это единственное наследство, которое я могла тебе дать.
Взгляд его ускользал, искал пристанища в одиночестве, которое мог дать ему океан.
– У меня есть братья и сестры? – спокойно поинтересовался он несколько минут спустя.
Вопрос застиг меня врасплох.
– Два брата и сестра.
– Как их зовут?
– Зачем?
– Я только что узнал, что у меня есть родные, и хочу знать их имена!
– Дункан Колл, Ранальд и Франсес. Твой брат Ранальд… Он погиб при Шерифмуре.
Он опустил глаза и задумался.
– Как поживает Бекки? – спросила я.
– Умерла три года назад.
– Она присутствовала при твоем рождении.
– Знаю, она рассказывала.
– А она рассказывала, какой меня вынудили подписать документ? Рассказывала, как Даннинг использовал меня? Как унижал меня и манипулировал мной?
Он помолчал немного, не шевелясь и следя взглядом за точкой в открытом море, потом кивнул.