– Н-да! Этого я и боялся, – пробормотал мужчина, отрывая от раны свой ястребиный нос. – Коленная кость раздроблена на сотню кусочков, и сустав тоже сильно поврежден.
Саймон побледнел, представив худшее.
– И что? Не собираетесь же вы отрезать мне ногу? Это всего лишь пулевая рана. У меня бывали и похуже!
– Может быть, но это отвратительное пулевое ранение, если хотите знать мое мнение. Боюсь, ваше колено больше вам не послужит. Как и ваша нога. А из-за осколков кости в ране наверняка разовьется инфекция.
Саймон, побледнев как смерть, повернулся к Лиаму.
– Ты же не дашь ему оттяпать мне ногу, правда?
Лиам покачал головой, давая понять, что тут он бессилен. Мысль, что Саймон может лишиться ноги, уже приходила ему в голову, однако другу он ничего не сказал.
– Дружище, послушай, я не могу решать…
– Я не дам отрезать себе ногу, ни за что! – заорал крепыш Саймон, приподнимаясь на локтях.
Он попытался было отползти, но боль пригвоздила его к месту. Лицо его блестело от пота в свете развешенных всюду масляных ламп. На доктора яростные протесты пациента, похоже, не произвели впечатления. Он наклонился к своей сумке, вынул прозрачный флакон с какой-то жидкостью и поставил его на лавку поближе к себе. Потом из недр сумки появился деревянный инструмент с ручкой, с помощью которого вращали штифт, к которому была привязана конопляная веревка. Лиам с ужасом узнал хирургический зажим. Судя по всему, доктор не собирался принимать во внимание мнение раненого, который при виде инструмента снова зашевелился.
– Гоните взашей этого шарлатана! – завопил Саймон. – Я никому не дам прикоснуться к ноге!
– Саймон, ради бога… Видно, с раной ничего другого не сделаешь. – Лиам попытался утешить его и заставить лечь на матрас.
– Лиам, мы дружим с детства… Ты же знаешь, я ни за что не смогу жить с одной ногой! Ты не можешь допустить, чтобы этот чертов шарлатан меня покалечил!
– К вашему сведению, сударь, я не шарлатан, – холодно заметил обиженный доктор. – Я – Гектор Нивен, дипломированный хирург и выпускник Эдинбургского университета. И личный доктор графа Сифорта. Сюда меня привели мои убеждения, и жалованье за свои труды я не прошу. Поэтому, если вы не против, я буду делать свою работу. Вы здесь не единственный раненый, и я не смогу возиться с вами всю ночь.
Саймон с испугом посмотрел на доктора.
– Если я не против? Конечно, я против, еще как! Это ведь о моей ноге идет речь! И если я не хочу, чтобы вы мне ее отрезали, значит, оставьте мою ногу в покое!
Хирург Нивен вздохнул.
– Послушайте меня, мой бедный друг! Если мы оставим все как есть, через несколько дней, ну, может, недель, вы сами станете умолять ее отрезать. Но тогда уже может быть поздно, потому что велик риск развития гангрены. Вы когда-нибудь видели человека с гниющей ногой? Нога чернеет и иссыхает, а боль становится такой страшной, что я знал человека, который сам отрезал себе руку, лишь бы она прекратилась. Не говоря уже о том, что гниющее мясо страшно воняет. И от этого запаха никуда не денешься, он мешает дышать и вызывает тошноту!
Саймон задыхался, глаза его превратились в щелки. Лицо посерело. «Этот доктор умеет найти нужные слова!» – подумал Лиам.
– Черт! Черт! Черт! – бормотал Саймон, шумно втягивая воздух.
Доктор же решил, что еще не все сказано, и продолжил свою траурную литанию о гангрене:
– И когда пациент оказывается в таком состоянии, сударь, мне приходится отрезать ему поврежденный член еще короче, если не полностью, чтобы удостовериться, что все отмершие ткани удалены. Потому что стоит оставить хоть мельчайшую точечку, и гангрена снова начнет вас пожирать, пока вы не превратитесь в груду гнилого мяса. Я доступно объясняю?
Саймон медленно кивнул и прижал руку к груди, вцепившись пальцами в рубашку. Он поморщился от боли.
– Саймон, что с тобой? – встревожился Лиам.
– Это мое… Я справлюсь, Лиам, – прошептал тот хрипловатым голосом. – Думаю, это от неожиданности. Пройдет. Трудно смириться с таким, ты понимаешь. Что скажет Маргарет? Муж вернется к ней без одной ноги, вот радость-то!
Лиам невесело улыбнулся.
– Ты прекрасно знаешь, что она выходила за тебя не только ради твоих ног, – сказал он, понимая, что это лишь пустые слова.
Как бы он себя чувствовал в таких обстоятельствах? Конечно, так же, как Саймон сейчас! Друг умоляюще посмотрел на него.
– Знаешь, Лиам, думаю, лучше бы я умер.
– Саймон, ты же не трус, – возразил Лиам, обнимая его за плечи. – Сегодня ты сражался как бог! Сколько проклятых sassannachs ты положил? Ну сколько?
Саймон попытался улыбнуться.
– Шестнадцать, – с гордостью сказал он. – Больше, чем при Килликранки, ты помнишь?
– Разве такое забудешь, дружище?
Лиам украдкой наблюдал за доктором. Тот уже достал жгут и приготовился наложить его на ногу. Саймон застонал от боли, но Лиам еще крепче обнял его за плечи.
– Тогда я положил всего одиннадцать, – продолжал раненый. – И все равно победа была сладкой! Эти трусы бежали от нас, как зайцы, вместо того чтобы сражаться, как мужчины! Ай! Что это он там делает?
– Тише, Саймон, он не делает ничего плохого. Маргарет будет тобой гордиться, когда ты вернешься!
Раненый усмехнулся.
– Ну да… Маргарет… Я по ней соскучился.
Доктор тронул Лиама за плечо, и тот сразу же обернулся. При виде стальной пилы и подпилков, красных от крови предыдущего пациента, которые доктор разложил на столе, предназначенном для проведения операции, он побледнел.
– Ему повезло – осталось еще немного опийной настойки.
– Не стану я ничего пить! – вскричал Саймон, снова пытаясь подняться. – Я же не баба какая-то! – Он оттолкнул Лиама и тоже увидел внушающий ужас арсенал хирурга. – Господи!
Лиам сделал двум крепким парням, издали наблюдавшим за происходящим, знак подойти.
– Саймон, не дури, выпей глоток!
– Нет.
– Упрямая башка!
– Какой уж есть! Моя ненаглядная Маргарет тоже все время про это твердит!
Парни помогли Лиаму переложить раненого на стол. Прибежала маленькая пухленькая женщина и положила рядом с бадьей с горячей водой стопку почти чистых салфеток. Один из помощников хирурга поставил под стол мокрое от крови деревянное ведро и сунул в раскаленные угли жаровни прут, который служил для прижигания раны.
Остальные раненые смотрели на все эти приготовления с тревогой. Некоторые, бледнея от ужаса, нервно поглядывали на скальпели, ножи и зажимы, которые доктор начал раскладывать на чистой салфетке. Странное дело: в бою они бесстрашно шли на вражеские мечи метровой длины и острые, как бритва, а при виде махонького скальпеля становились белее простыни!