Избавь себя хотя бы от мук ревности; Если не можешь простить, забудь.
Альфред де Мюссе
Мокрый снег облепил окна. Кончиком пальца я провела по дорожке, которую оставил, нагревшись на оконном стекле, сползший вниз, к раме, комочек. Взгляд мой затерялся вдали, среди холмов Гленко, покрытых тонким белым покрывалом, и туч, таких тяжелых, что за ними не было видно горных вершин.
С того самого дня, как я вернулась из Курлоса, погода у нас стояла ужасная. Если день выдавался солнечным, на улице обязательно было холодно и земля скрипела под ногами. Если же становилось теплее, как сегодня, то снежное небо обрушивалось нам на голову, и бóльшую часть времени приходилось проводить в четырех стенах.
Свободного времени у меня стало так много, что я успела выткать и собрать два пледа, а основа для третьего уже была натянута на ткацком станке. Но я, сама не знаю почему, никак не могла взяться за работу.
За спиной у меня послышался смешок, и я вернулась к действительности. Отвернувшись от окна, я окинула взглядом кухню, в которой обычно проходили наши занятия, и нахмурилась. Все взгляды были обращены к Кенне Макдоннел. Девочка привстала с лавки и через стол тянулась к миске с яблоками. Когда она снова села, мордашка ее побледнела, а глаза расширились. С пронзительным криком девочка взвилась с места. Остальные дети захохотали, пытаясь спрятать лица в испачканных чернильными пятнами тетрадках.
– Нейл Макдоннел, ты… ты…
Она посмотрела на меня большими черными глазами, потом, с сожалением, на яблоко и потерла место пониже пояса.
– Нейл подложил мне гвоздь, миссис Кейтлин.
Девочка взяла со скамейки гвоздь и протянула мне.
– Это не я! – принялся обороняться ее брат. – Это Исаак!
– Неправда! – возразил Исаак. – Скажи, Элис, ты же все видела! Это Нейл подложил гвоздь Кенне на лавку!
Элис Макинриг посмотрела на младшего брата чуть насмешливо.
– Я не стану врать, чтобы тебя оправдать. Я писала упражнение и вообще ничего не видела.
Маленькое веснушчатое лицо Исаака покраснело. Он поджал губы и смерил сестру сердитым взглядом.
– Врешь! Ты не писала, а строила глазки Алексу!
– Исаак! – вскричала девочка, краснея от смущения.
– Довольно! – сказала я и хлопнула в ладоши.
Я обвела учеников взглядом, стараясь не улыбнуться. Упершись руками в бока, я придала лицу строгое выражение, раздумывая, как отыскать виноватого и разрешить конфликт.
– Давайте думать вместе. Если Элис строила глазки Алексу, как говорит Исаак, она не могла видеть, кто подложил гвоздь на лавку. И если Исаак в это время смотрел на сестру, как он говорит, то он не может быть виноватым. С этим все согласны? Значит, остаются Алекс, Кол и Нейл. Алекс и Кол сидят на другом конце стола… – Я посмотрела на Нейла, который уже уткнулся носом в тетрадку. – Значит, остаешься только ты, Нейл! К тому же ты сидишь с сестрой на одной лавке. Что скажешь в свою защиту?
Мальчик пожал плечами и сокрушенно улыбнулся.
– Простите меня, миссис Кейтлин!
– Это у Кенны, а не у меня нужно просить прощения. Это ей, а не мне, в мягкое место впился гвоздь!
При этих словах дети прыснули. Я давно заметила, что упоминание некоторых частей тела всегда вызывает бурю веселья, поэтому нарочно вставила это слово в свое маленькое внушение, чтобы разрядить обстановку. Но теперь пришло время снова вернуться к уроку.
– Ну же, Нейл!
Маленький шутник повернулся к сестре и едва слышно пробормотал слова извинения. Он собрался было спрятать в карман «орудие пыток» собственного производства, когда я обратилась к нему со словами:
– Молодой человек! Не так быстро! – Я подошла к нему и протянула руку. – Покажи мне гвоздь, пожалуйста!
– И вы его у меня отнимете?
– Посмотрим!
Пожалуй, великоват для пыточного инструмента, но от этого не менее эффективен… Нейл додумался вбить гвоздь в досточку. Я поморщилась.
– Ты сам сделал?
– Ну да.
– Можешь сказать мне, откуда у тебя гвоздь?
– Взял у бочара, миссис Кейтлин.
– У бочара? Ясно. – Я задумчиво смотрела на гвоздь. – Но ведь мистер Макстаркен ушел вместе с остальными мужчинами. Кто же тогда дал тебе этот гвоздь?
– Никто. Я… я его взял на время.
– На время, говоришь?
– Я не крал!
– Значит, ты собирался вернуть его на место? Ты ведь знаешь, что гвозди – вещь ценная!
Мальчик нахмурился и заерзал на скамье.
– Знаю, конечно.
– Вот и замечательно! После урока отнесешь гвоздь на место. Он тебе послужил на славу, но впредь ты без него обойдешься, не так ли?
– Так, миссис Кейтлин!
Краем глаза я заметила, что он показывает младшей сестре розовый язык. «Годы идут, и ничего не меняется», – подумала я и сделала вид, что ничего не замечаю. Мои дети в свое время вели себя ничуть не лучше.
– Что ж, посмотрим, что вы успели написать… Алекс, – обратилась я к мальчику-подростку, чтобы закрыть тему с гвоздем, – следует писать «adveniat regnum tuum», а не «regnam tum»!
– Миссис Кейтлин, а почему мы должны учить все эти молитвы?
– Когда мы молимся, мы почитаем Господа, просим его простить наши ошибки, благодарим за его доброту и просим помиловать нас. У нас в долине нет ни священника, ни церкви. Но кто-то же должен выучить с вами молитвы!
– Я хочу выучить молитвы, но почему их нельзя писать на гэльском? Эта латынь…
– Вы знаете все эти молитвы на английском и на гэльском. Писать их по-латыни – лучший способ выучить их наизусть.
– Да, но мы же не говорим по-латыни!
– Латынь – язык нашей религии. Мы – католики, а значит, молимся на латинском.
– Но ведь мы могли бы взять книжки с молитвами на английском. Недавно я нашел одну такую.
– Эти книги – для протестантов, Алекс. Молитвенниками на английском пользуются пресвитериане в шотландской кирхе [61] . Протестанты молятся тому же самому Богу, но… скажем так, молятся они по-другому.
– Если мы все молимся одному Богу, – вмешался в разговор Исаак, – то почему тогда Папа так хочет, чтобы у нас был король-католик, а не король-протестант?
– Потому что он знает, что Георг – дурачина, что тут непонятного! – заявила Элис.