– Ой!
Кол втянул голову в плечи в ожидании отповеди.
Я посмотрела на мальчика. Он поспешно вернулся к работе, не осмеливаясь поднять глаза. Исаак и Нейл тоже уткнулись в свои листки, но я заметила, что они улыбаются.
– Это правда, девочкам нечасто удается… учиться долго. Но неужели ты думаешь, что это превращает их в невежд?
– Ну, я не знаю, – пробормотал бедняга, краснея.
Когда он посмотрел на меня, я поняла, что Кол совсем растерялся.
– Ну…
Другого ответа я не дождалась.
– Женщинам не нужно думать, потому что мужчины все решают за них. Их обязанность – заботиться о муже, о детях и о доме.
– Исаак Макинриг! Не смей дерзить миссис Кейтлин! – резко осадила сына Дженнет.
– Но это правда! – возразил мальчик.
– Тогда, мистер всезнайка, объясни мне, почему в споре последнее слово всегда остается за мамой? – вмешалась в разговор Элис.
На этом дискуссия закончилась.
– Господи! – воскликнула Дженнет, собирая исписанные листочки. – Исаак, бери скорее лепешку и перестань говорить глупости!
Мальчик так и поступил.
– Как себя чувствует Леила? – спросила я, убирая бумагу и перья в буфет.
Она проделала то же самое с чернильницами.
– Не очень хорошо. И Робин не скоро еще вернется…
Она замолчала, уставившись на кобальтово-синюю чернильницу, единственную оставшуюся на столе, ничего не видящими глазами.
– Последнее, что узнал Джон, – битва будет совсем скоро. Королевская армия заняла Данблан, граф Мар сейчас в Перте. Они все ближе друг к другу…
И она подняла на меня испуганные глаза.
– Мы должны надеяться, – сказала я не столько, чтобы утешить ее, но и чтобы успокоиться самой.
– Бедняжка Леила…
Она с подчеркнутой аккуратностью выстроила чернильницы в ряд на полке буфета.
– Ее мать, Маргарет, как может, старается ее ободрить. Но и для нее это тяжело!
– Леила молода, она поправится, и плохое забудется. У них с Робином еще могут быть дети.
«Если он вернется!» – подумала я с горечью, но не стала озвучивать свои опасения. Леила была на четвертом месяце беременности, когда упала с лестницы – подвешивала к потолку вязанки ячменя для просушки. Через четыре дня у нее случились преждевременные роды. То был ее первый ребенок. Мы бы и ее потеряли, если бы миссис Райт, акушерка из Дальнесса, не оказалась проездом в тот день в Гленко – она как раз ехала навестить свою родственницу в Баллахулише. Несчастья сыпались на нас одно за другим. Словно мало было одного восстания… Дженнет протянула мне еще теплую лепешку.
– Держи, а то эти обжоры и крошки не оставят!
– Спасибо!
Я наблюдала за Алексом, который, взяв потрепанный томик Шекспира, который я всегда держала на столе в дни занятий, читал что-то Элис Макинриг. Плечи молодых людей соприкоснулись, и щеки симпатичной белокурой и сероглазой Элис порозовели от удовольствия. Пожалуй, за этой парочкой стоит присматривать построже…
– Алекс так вырос…
Дженнет с беспокойством посмотрела на двух «голубков».
– И Элис уже почти девушка! По-моему, красавчик Алекс ей нравится. Он хороший парень. Его матери повезло, что он остался с ней. Он хотел отправиться в армию, как только исполнилось шестнадцать, но она объяснила, что нам нужны мужчины присматривать за нашим добром в долине и охранять стада, пока мужчины не вернутся. Пока спорить он не стал, но она боится, что однажды проснется утром и увидит, что кровать его пуста и меч исчез вместе с хозяином.
Противоречивое чувство шевельнулось в моей душе. Я радовалась за жену Калума, но одновременно завидовала ей и ревновала.
– Мама! Мам! – вдруг воскликнул Исаак, который стоял у окна, и указал пальцем куда-то вдаль. – Там всадник! Это мужчина, точно! Женщины такими высокими не бывают!
Все поспешили к окну. Я с трудом проглотила кусок лепешки, который застрял в горле и мешал мне дышать. Крупные хлопья снега, сыпавшегося на долину с неба, сильно затрудняли видимость, но сомнений не оставалось – по дороге шагом ехал всадник. И он был один. Посыльный с письмом? Но эта фигура, эти непослушные кудри…
– Господи!
– Кто это? – спросила взволнованная Дженнет.
Я подбежала к двери и распахнула ее настежь. Дженнет, поспешившая за мной следом, увидела то же, что и я. По щекам моим заструились слезы. Два месяца ожидания…
– Алекс, дети! – позвала Дженнет. – По домам!
– Но, мам…
– Никаких «но»!
Но я уже ничего не слышала. Сердце мое стучало как сумасшедшее, и стук этот отдавался в ушах. Я бежала со всех ног, спускаясь по склону ему навстречу. Последние несколько метров… Снег намочил мне платье и лицо. Это был он, я уже могла различить его лицо… такое грустное и усталое. Я замерла на месте, не в силах отвести взгляд от этого лица. Слова не шли, у меня перехватило дыхание. Он остановил коня и тряхнул головой под шапкой снега. Но почему он вернулся один? Или остальные задержались в пути? Я протянула к нему руку.
– Лиам!
Мой охрипший от волнения голос прозвучал совсем тихо, и имя его унесло порывом ветра. Он шевельнулся и спрыгнул наконец с седла. Но так и остался молча стоять возле коня, не выпуская из рук поводья. «Господи, помоги мне! Я не могу шевельнуться!» Он услышал мой немой крик. Мгновение – и я оказалась в его крепких руках. Он осыпал меня поцелуями, и лицо его было мокрым от слез. «Боже, спасибо, что он вернулся ко мне!» Какое-то время мы так и стояли, не ощущая холода и не замечая, что нас понемногу засыпает снегом.
– Кейтлин, a ghràidh, – шепнул он мне на ухо.
– Господь услышал мои молитвы! Ты вернулся ко мне, mo rùin!
Мне показалось, он дрожит. Или это дрожала я сама? Я отстранилась, чтобы посмотреть на него. Было очевидно, что он побывал в битве: на лбу ссадина, на щеке кровоподтек, на кисти – окровавленная повязка. Есть ли еще раны? Их не видно. Руки и ноги у него были целы.
– Когда?
– Пять дней назад, тринадцатого.
Губы его подрагивали, взгляд был мрачным и влажным.
– Тринадцатого? Но это же воскресенье! Вы сражались в воскресенье?
Я смотрела на него, не веря своим ушам.
– День выбрали sassannachs.
– И вы… вы проиграли?
Его большие ладони скользнули по моим плечам. Он взял меня за руки и ласково пожал их.
– Нет. Не знаю, Кейтлин. Никто не выиграл и не проиграл.
Я не могла понять, что это значит.
– Что случилось? Где остальные? Они задержались? А мальчики?