Мне показалось, будто я перенеслась в другой мир, перестала быть собой. Я превратилась в Эвридику, которая попала в ад и теперь ждала своего Орфея, чтобы он спас ее. Мне было холодно. «Лиам, мое сердце зовет тебя! Услышь его!» Обжигающе горячие ладони коснулись моей холодной кожи, оставляя на ней огненные следы. Он накрыл меня своим теплым, крепким телом. Я испустила стон.
– Tuch! Tha e ceart gu leòr [63] .
– Cuidich mi, tha feum agam ort [64] .
Взглядом я нашла его взгляд и уцепилась за него, словно за спасательный круг.
– Лиам, мне кажется, что я сплю и вижу страшный сон.
– Я знаю.
Губы его коснулись моих губ. Я не ожидала, но тело мое ответило на влажную ласку, которая будила каждую частичку моего тела, обжигала и возбуждала. Я была безвольной куклой у него в руках, дрожащей от горя и желания. Я ощущала, как он дрожит – на мне и во мне. Наши слезы смешались, крики слились. Мы превратились в одно целое в попытке заполнить невыносимую и невозможную пустоту, которую оставила в душе каждого утрата из тех, что трудно пережить в одиночестве… Возможно, вдвоем мы сможем отыскать смысл в том, что с нами произошло.
Лунный свет затопил маленькую комнатку. Я лежала, прижавшись к его теплому телу, и слушала его дыхание. Я никак не могла уснуть. Франсес уехала в Дальнесс, к родителям мужа, чтобы навести порядок в доме своего мужа Тревора. Она рассчитывала вернуться дня через три, и это означало, что я смогу провести это время наедине с Лиамом. Тревор не погиб. Из сражения он вышел с несколькими ранениями, но в целом с ним все было в порядке. Я нарочно не стала расспрашивать мужа о ранах Дункана. Я знала, что мой сын жив, и на какое-то время мне этого было достаточно. Но теперь я начала волноваться за него. Я слишком хорошо знала, какие раны наносят друг другу солдаты на поле боя. Примером тому был мой брат Мэтью.
Лиам в нескольких словах рассказал мне о трагической смерти Саймона. Бедная Маргарет! На ее долю тоже выпало немало страданий. Меньше чем за неделю она лишилась сначала внука, а теперь и мужа. Кто станет ей опорой? Ее дочь Леила тоже стала вдовой, как и она сама. Страшен удел людской! Какой ужасный грех приходится нам искупать? Господи всемогущий, куда девалось твое сострадание? Всю жизнь я старалась следовать заповедям твоим… конечно, насколько у меня хватало разумения. Неужели ты караешь меня за мое неведение? Где же тогда твоя справедливость? Но на этот вопрос, я знала, мне никто не ответит.
Лиам обнял меня за талию и еще крепче прижал к себе. Я ощутила прикосновение его губ к своему плечу.
– Не спишь?
– Нет.
Тишина. Тиканье часов на стене. Потянулись минуты.
– Кейтлин, через пару дней мне придется вернуться в лагерь.
Сердце мое сжалось. Я страшилась момента, когда нам снова предстоит расстаться. Однако это было неизбежно.
– Мне позволили ненадолго съездить домой, и все.
– Значит, это еще не закончилось…
– Нет. Когда я уезжал, наши войска возвращались в Перт. Не знаю, что Мар намеревался делать потом. Аргайл, конечно, поднимет свой флаг над Стирлингом. Мы знаем, что он дожидается подкрепления.
– И это означает, что будет еще сражение…
Он не ответил. Да это и было скорее утверждение, чем вопрос.
– Многие кланы покинули лагерь после Шерифмура. Боюсь, другие последуют их примеру, если это еще не случилось. Мар потерял много людей.
– А Претендент так и не приехал.
– Люди теряют терпение и надежду. Битва на Шерифмуре ничего не решила. Мы побегали друг за другом по кругу, и все.
Я чуть отстранилась, чтобы видеть его лицо.
– Если будет новая битва, то как же Дункан… Я хочу сказать, он же ранен?
– С ним все хорошо, Кейтлин. Честное слово. Сейчас он уже наверняка снова может ходить.
– Ходить? Куда он ранен?
– Он получил удар мечом в пах.
Он улыбнулся, желая меня успокоить.
– Эта рана, конечно, заставила его поволноваться. Но она у него не одна. Есть еще, на лице, – добавил он с долей тревоги.
– На лице?
– Да. И тоже удар мечом.
Пальцем он прочертил линию через свою левую щеку, от глаза к подбородку. Я закрыла глаза и прикусила губу, чтобы не заплакать.
– Что с глазом?
– Глаз цел. Не волнуйся так, a ghràidh, штопальщик и швея хорошо поработали!
– Швея?
Он пожал плечами, но уголки его губ дрогнули в улыбке.
– Она зашила ему рану на лице. И хорошо зашила! Конечно, останется шрам, но, спасибо этой девчонке, это будет тонкая незаметная ниточка. У нее и вправду пальчики феи! Так что Дункан в хороших руках.
– Он не передал письмо для Элспет? Она ждет не дождется весточки от него!
На лице Лиама появилось странное выражение.
– Если уж мы заговорили об Элспет… Ты должна это знать, Кейтлин. Не думаю, что Дункан будет снова с ней встречаться, когда вернется.
– Но почему? Они же любили друг друга, все было хорошо до его отъезда! Он хотел просить ее руки… – Я замолчала. Я поняла. – Он нашел там себе женщину?
– Нет, не совсем так. – Лиам невесело усмехнулся. – Скорее, я бы сказал, нашлась женщина, которая похитила его сердце.
– Кто? Какая-нибудь шлюшка из тех, что шатаются вокруг лагеря и обслуживают солдат?
Я знала, что большое количество женщин следует за армией, куда бы она ни направлялась. Среди этих женщин были и супруги, и невесты, и проститутки, для которых лагерь становился неиссякаемым источником дохода. Я никогда не спрашивала Лиама, делил ли он свой плед с одной из этих женщин. Я не хотела знать. Но ведь сейчас речь идет о сыне, а это совсем другое…
– Нет, она не из таких женщин.
– Кто же тогда?
– Та самая швея.
– Кто она и откуда?
Он вздохнул и решился.
– Ты все равно узнала бы рано или поздно. Это Марион Кэмпбелл, – сказал Лиам и внимательно посмотрел на меня.
– Марион Кэмпбелл… Но что делает девушка из клана Кэмпбеллов в лагере якобитов?
– Ты же знаешь, что Бредалбэйн переметнулся в другой лагерь. Лэрд Гленлайона сражался на нашей стороне, и хорошо сражался, надо признать.
– Гленлайон? Ты хочешь сказать, что Дункан влюбился в девушку из Гленлайона?
– Да.
Я вздохнула.
– Что же я скажу Элспет?
– Пока ничего не говори. Это их дела, не наши.