В комнате стояли подержанный диван, стол, несколько стульев, хороший телевизор и старомодный буфет — все без малейших признаков пыли. За столом, читая газету, сидел седеющий мужчина в очках. При виде полковника он встал и негромко пробормотал какое-то приветствие. Васильев пожал его руку и, указав на Дремова, сказал:
— Ваш пациент. Мне он нужен здоровым и красивым через три дня. Возможно, и раньше.
— Все зависит… — хотел было что-то возразить доктор, но полковник его прервал:
— Тогда работоспособным.
— Постараюсь, Владимир Николаевич.
— Хорошо. — Васильев уселся рядом с врачом и, указав теперь Дремову на диван, приказал: — Ложись, отдыхай.
Старший лейтенант не заставил себя упрашивать и с удовольствием повалился на скрипучее ложе.
Доктор внимательно изучил выписку, неторопливо осмотрел старшего лейтенанта, проверил его рефлексы, поводил перед глазами резиновым молоточком и сделал Дремову пару уколов. Когда врач неслышно удалился, Васильев спросил:
— Ты уверен, что рассказал мне все о твоих подопечных?
— Нет, товарищ полковник, я старался изложить основные моменты…
— Так я и понял. — Васильев потер высокий лоб и снова спросил: — Что там у них вместо глаз? Я все никак не могу разобраться…
— Да как вам сказать, глаза вроде бы на месте, только радужка, та, что у меня зеленая, а у вас — голубая, у них — молочно-белая.
— Не красноватая? Они же альбиносы, ты говорил?
— Нет, именно молочная. Зрачок на месте…
— Так-так… — полковник в раздумье побарабанил пальцами по столу. — А сколько обычно они проводят времени в нашем поле зрения, когда появляются?
— Дня три, потом исчезают на две недели… Это я уже докладывал.
— Да, докладывал, — все так же задумчиво подтвердил Васильев.
— Вы их встретили? — вдруг спросил Дремов. — Откуда вы узнали о глазах?
— Есть один источник, — уклончиво ответил полковник. — Подлечишься, мы к нему еще разок наведаемся. Вместе. А пока — отдохнешь здесь.
— Товарищ полковник, а что там случилось? У оперативного?
— Хм… — Полковник нахмурился. — В целом все как ты и говорил. Для всех, кроме меня, ты не значишься ни в одном документе. Только почему это случилось? Вот этого я не понимаю…
— Наверное, у похитителей произошел какой-то сбой, а программа промывки памяти окружающим сработала как обычно… — предположил Дремов.
— Возможно, — согласился полковник. — Только что это был за сбой? В какой такой программе? И какого компьютера? Я чувствую, что, узнав это, мы имеем шанс узнать и все остальное.
— Да, но как?
— Обратимся к специалистам, — полковник встал из-за стола и направился к выходу.
У порога он остановился и, обернувшись, добавил:
— Твой «стечкин» в буфете. На улице не светись, все удобства здесь внутри дома.
Он не по уставу подмигнул и скупо улыбнулся. Дремов, не ожидавший от сурового и правильного полковника такого проявления извечных мужских эмоций, усмехнулся и ответил:
— Я это заметил еще в прихожей…
Черт! Все-таки меня сморило. Откинувшись в удобном кресле, я наблюдал за приготовлениями к эксперименту и вдруг «выключился». Это все пирожки. Никто, конечно, моей слабости не заметил, потому что проспал я всего пару минут или не спал вовсе, а просто наблюдал видение наяву. Ладно, Дремов Дремовым, а наука по расписанию. Тем более что новое наваждение так и не прояснило сути возникшей у капитана проблемы…
— Поехали? — неуверенно спросил Гриша, занося руку над кнопкой включения установки.
— Валяй, — согласился я и покосился на шефа.
Савинков сидел в кресле с отрешенным видом, словно его происходящее не интересовало вовсе. Остальные сосредоточенно наблюдали за мониторами, на которые проецировалась «картинка» с телекамеры «глаза».
Сначала мы видели только несуразные разводы серой мути, словно заглядывали в потревоженную грязную лужу. Потом изображение начало понемногу проясняться, вырисовывая незатейливый пейзаж. Он предстал перед нами в необычном ракурсе — сверху, с высоты в два десятка метров.
На «той стороне» был день. Насыщенная синева неба, желтое солнце, возможно, несколько более яркое, чем наше, зеленая трава на пологих холмах, редкие группы невысоких деревьев. Звуки нового мира оказались еще более тривиальными: громкие споры невидимых птиц, стрекотание насекомых, шелест ветра в траве и кронах деревьев. Ничего сверхъестественного. Каких-то следов цивилизации мы не увидели тоже. Памятуя о предыдущем опыте, это казалось подозрительным. По моим подсчетам, нынешнее положение «ловушки» отличалось от прошлого совсем немного, метров на сто-двести. Где тогда была гипотетическая свалка или упавший челнок?
— Леон, — Гриша озадаченно поскреб макушку, — ты до сих пор настаиваешь на том, что это другая планета?
— Поверни «глаз» на триста шестьдесят, только медленно, — не ответив на вопрос, попросил его я.
На двухсотом градусе «глаз» замер и принялся увеличивать замеченное почти у самого горизонта темное пятно. Когда мы смогли рассмотреть находку более детально, по лаборатории пронесся дружный вздох.
По вершине холма, приминая траву босыми ногами, прогуливался коренастый человек в серой одежде с тяжелыми, громоздкими ботинками в руках. Он что-то говорил, и некто, наполовину скрытый от нас растущими на холме деревцами, отвечал ему короткими репликами. Гриша пустил «глаз» в направлении холма, попутно подстраивая изображение и звук таким образом, чтобы не пропустить ни единого слова или жеста незнакомца. Когда микрофоны «глаза» позволили нам наконец-то разобрать отдельные звуки произносимых человеком слов, мы вздохнули снова. Незнакомец говорил по-русски.
— Если они хотят сделать из нас пилотов, то зачем мы торчим в этом оцеплении, как пехотные новобранцы? — спросил незнакомец у невидимого собеседника.
— Кроме того, что из нас нужно что-то сделать, как ты выражаешься, нас еще неплохо было бы окончательно сломать, иначе мы сбежим при первом же удобном случае, не так ли? — возразил второй.
— Куда? — удивленно спросил коренастый. — Мы же обсудили этот вопрос? Как можно сбежать, если наш дом находится в трех с половиной столетиях позади?
— Ну, сюда же нас как-то затащили? Значит, если нет другого выхода, придется воспользоваться «входом». Рано или поздно нам, конечно, придется сбежать. Куда угодно, если не домой. Пусть мы застряли не в своем времени навсегда, но оставаться при этом в рабстве, по-моему, будет уже слишком… Нас действительно пытаются «сломать». Сам подумай: не имея шансов вернуться, ты начинаешь включать какие-то неведомые внутренние резервы, приспосабливаться, выкручиваться, предавать, погружаясь таким образом в водоворот новой жизни, топя в ней старые привычки и приоритеты…