Он ощущал острый запах крови – это была кровь его господина. Ребенок на каменном алтаре больше не дрожал – мальчик впал в ступор и теперь вместе с мечом молча наблюдал, как вслед за каплями пролитой крови тяжело падает на землю сам черный маг, взмахнув подолом своей длинной мантии, словно ворон черным крылом. Когда над ним склонился высокий темноволосый мужчина, его дыхание все еще оставалось прерывистым – то ли от недавнего боя, то ли от страшного гнева, который он всеми силами пытался не выпустить на волю.
За их спинами тихо выросли другие тени. Не нужно было слышать слов, чтобы почувствовать их осуждение и презрение – они окружили им лежащего на земле человека. Да и человека ли? Его недавний противник, названный Патриком, отступил в сторону, позволяя другим приблизиться к своему поверженному врагу. Он не хотел больше принимать в этом участие.
Заклинания падали на голову раненого, обездвиживая его поврежденное тело, заставляя силы вместе с кровью покидать его. Каждый добавил свой удар, не жалея того, кто сам забыл о жалости… И только одна женщина, чье лицо было скрыто под темной вуалью, не сделала ничего.
Кто-то забрал ребенка; закончив расправу, пришедшие так же тихо покинули место недавнего боя, что перерос в побоище, оставив меч и его хозяина лежать в оскверненной, измятой траве. Поверженный маг все еще дышал, но он был слишком слаб, чтобы бороться со смертью. До ее прихода оставались часы – или минуты. Ночь близилась к рассвету, и небо бледнело все больше, вспухнув на горизонте кучами серых дождевых облаков…
А потом появилась та женщина. Она пришла бесшумно; так же бесшумно плакала, закрыв ладонями лицо, и боль ее душевных мук изливалась вместе со слезами в траву, и без того уже напоенную страданием.
Затем она вдруг подняла ладони вверх, прошептав слова прощения, – и свела руки над умирающим. Красно-зеленые нити потянулись от ее ладоней к телу уже почти бесчувственного мага, возвращая ему дыхание жизни. Но эти действия выпивали жизнь из нее самой – слишком уж разнились черный маг и она, и лечение это приносило ей не меньшие муки, чем испытывал сейчас он, принимающий незаслуженный дар…
Когда полоски облаков над горизонтом уже успели напитаться алым заревом, словно бинты – свежей кровью, мужчина открыл глаза. Медленно он повернул лицо к своей целительнице. К тому времени она была бледнее тени, а ее руки, казалось, танцевали от холода.
Встретившись глазами, мужчина и женщина долго смотрели друг на друга.
– Почему? – с трудом вымолвил он.
Она сдержала слезы. Вопрос был излишним, ведь ответ на него знали они оба. Но ни один из них не решился бы признать эту истину: она все еще продолжала любить его. Любить – безнадежно и тайно, и даже его чудовищные поступки не сумели до конца убить это, давно проклятое ею чувство.
– Когда-то ты был другим. Я хочу верить, что ты сможешь измениться снова, Бенджамин. Прекратить бессмысленную гонку за силой и осознать свои ошибки…
– Ты спасла меня, – прошептал он, с трудом приподнимаясь. Места, где совсем недавно на его теле были глубокие раны, выдавала теперь только одежда, свисающая грязными кровавыми клочьями.
Женщина обессиленно опустилась в траву, закончив свое колдовство. Бенджамин медленно поднялся и теперь стоял пошатываясь рядом с ней.
– Я твой должник…
Неуверенно, качающейся походкой, он побрел прочь, иногда оступаясь на неровностях почвы.
– Прощай, – прошептала женщина ему вслед, и только меч был этому свидетелем, одинокий, брошенный, как и она сама…
Дженни, вздрогнув, проснулась. Открыв глаза, девушка не сразу осознала, что находится в своей комнате – настолько яркой была недавняя картина. Казалось, еще минуту назад здесь, совсем рядом, тлели, исходя дымом, остывающие угли костра и плакала молодая ведьма, спасая того, кто этого спасения был недостоин…
Оставшуюся часть ночи девушка провела без сна. То, что представлялось раньше таким простым, лишилось смысла; все понятия добра и зла перемешались теперь у нее в голове и в сердце. Все не так однозначно и понятно, как хотелось бы… Ведь меч, лежавший сейчас у нее под подушкой, когда-то принадлежал убийце ее самых близких людей. А женщина, спасшая этого убийцу, – тетя Николь, подруга ее матери.
И у Дженни в этот момент был выбор – принять или отвергнуть их обоих…
Когда Молли утром осторожно приоткрыла лапкой дверь в спальню Дженни, ее глазам открылась неожиданная картина: девушка с мечом в руке выполняла серии движений. Они были то быстрыми, то плавными, будто какой-то чудной танец. Словно в трансе, Дженни двигалась с закрытыми глазами и, только почувствовав чье-то присутствие, остановилась.
Взгляд ее был ясным, а на лице появилась улыбка.
– Я знаю, почему этот меч – существо, а не предмет. Он способен мыслить и даже чувствовать, и у него есть собственная воля. А еще я, кажется, поняла, что такое связь меча и его мага. Это означает быть одним целым, продолжением друг друга. И пускай я еще только начинающий маг, но, мне кажется, связь между нами уже существует. Каким бы ни было прошлое моего меча, намного важнее – настоящее!
Дженни продолжила свои занятия, а Молли внимательно следила за ее движениями – в желтых глазах кошки светилось одобрение…
Николь бесцельно вертела в руках край пояса своего платья. Всегда образец спокойствия и уверенности, сейчас она пыталась справиться с нахлынувшими чувствами. В глазах женщины светилась грусть, и она непроизвольно избегала взгляда Дженни, сидевшей рядом с ней возле камина.
– Пожалуй, это к лучшему, что меч рассказал тебе обо всем. Мне было бы слишком тяжело… – наконец отозвалась Николь.
– Вам не в чем себя упрекать. Ваш поступок не был предосудительным. Добро всегда остается добром.
– Иногда за добро приходится расплачиваться намного больше, чем за зло, – Николь горько усмехнулась. – Сколько раз потом я винила себя за то, что сделала. Что дала второй шанс человеку, который оказался его недостоин. Особенно – когда узнала, что он сделал с твоей семьей… Но остановить его я уже не могла. Единственное, что мне удалось, – спасти тебя, напомнив ему о долге… Однако это не вернет ни Элисон, ни Патрика…
– Но вы же не могли предугадать того, что случится! Вы спасли его… из-за любви, – тише добавила Дженни. Ей было безумно жаль эту сильную женщину, которая сейчас с трудом сдерживала слезы.
– Любовь бывает слепой. Мы склонны верить тому, кого любим… Так случилось и со мной. Я хотела видеть в нем то доброе, что было в свое время.
Она смотрела куда-то, словно сквозь стену, и – Дженнифер была уверена в этом – видела сейчас моменты далекого прошлого, связавшие многие судьбы тугим узлом.
– Если бы я только знала, Дженни, если бы только знала! Тогда я еще надеялась, что сотворенное добро способно пробудить благородство даже в очерствевшей душе. Того, другого, Бенджамина я продолжала помнить, несмотря на то, что от него, прежнего, осталось, наверное, лишь имя… Когда-то мы были близки, вместе познавали новое, испытывали свои силы. Он обладал способностью окунаться во что-либо с головой, действовать во всю мощь и без оглядки… Мне этого всегда недоставало. Он как будто лечил меня от излишней осторожности и сдержанности своей готовностью жить только теперешним моментом, только бесконечным «сейчас», не заглядывая в будущее… Мы были партнерами и любили друг друга – как мне тогда казалось…