Он поддался искушению и постучал в ее дверь, но, не услышав ответа, заставил себя не заглядывать внутрь. Вместо этого бродил по палаццо, искал ее повсюду, пока наконец не забрел на могилу дочери. И лишь для того, чтобы услышать, что она снова покидает его.
Тяжело дыша, Рафаэль склонился над экраном компьютера, постарался сконцентрироваться на лавине писем. Одно из них было из офиса доктора Овейзи – их просили проинформировать о результате подсадки эмбриона. Рафаэль набросал краткий ответ, подтвердив, что графиня Ривальди беременна. Беременна.
А он станет отцом. Ему бы ликовать, пребывать в эйфории. Когда он лежал на больничной койке, размышляя о том, что стал бесплодным, это было единственное, о чем он мог думать. О том, что у него остался последний шанс стать отцом. Он поставил перед собой цель и достиг ее. Так какого же черта он чувствует себя сейчас так паршиво? Почему ему больнее, чем когда он очнулся после того чертова несчастного случая, весь в синяках и ранах? Из-за Лотти – вот почему.
Лотти неподвижно стояла у могилы дочери. Она не могла двигаться. Замерзшая, онемевшая после спора с Рафаэлем. Она знала, что это будет нелегко – сообщить ему, что она уезжает. В прошлый раз она сбежала, как трусиха. В этот раз они стояли лицом к лицу, когда она произносила эти слова. Как же глупо было считать, что она сможет убедить его, заставить понять ее мотивы. Она совсем не была готова к тому, что в итоге будет объясняться ему в любви. Что-то в глубинах подсознания заставило ее надеяться, что Рафаэль ответит тем же? Что ж, в этом случае ее подсознание должно умереть долгой мучительной смертью. Потому что оно тоже ее предало. От ее гордости остались одни лохмотья. А сердце истекает кровью…
Лотти наклонилась, подняла с земли куртку Рафаэля, просунула руки в огромные рукава, как следует закуталась, но тело по-прежнему сотрясала дрожь. Ей надо уехать. Вне всяких сомнений. Надо объяснить Рафаэлю бесстрастно и четко, почему она не может остаться.
Рафаэль мерил шагами кабинет. Никогда еще он такого не чувствовал. Он почти потерял контроль над собой. Он так носился со своей гордостью, не хотел слушать Лотти, не хотел открыться ей. Почему он даже допустить не мог, что сказанное ею может быть правдой? Что, возможно, он не очень хорошо владел ситуацией после смерти Серафины. И что, возможно, она до сих пор любит его. А он? Что, черт возьми, он делает? Заперся у себя в кабинете, когда Лотти где-то там страдает от душевной боли. Она ведь носит его дитя. Она значит для него больше, чем кто бы то ни было на всем белом свете. Одно он знает точно – если он позволит ей сейчас ускользнуть, он никогда себе этого не простит. И с этим надо что-то делать, пока не поздно.
Они столкнулись в коридоре. Лотти, вбегая внутрь, врезалась в стальную стену его груди и тут же отшатнулась, как ошпаренная. Они стояли и смотрели друг на друга несколько долгих секунд.
– Я искала тебя. – Лотти убрала с лица, на котором все еще были заметны следы слез, спутавшиеся кудри. Она нашла в себе силы посмотреть прямо в глаза Рафаэлю. – Я хотела сказать, что мне очень жаль… Мне правда очень жаль, Раф, но я сказала правду о…
– О том, что всегда любила меня?
Лотти помертвела.
– О том… о том… – Сердце выпрыгивало из груди. – О том, что мне надо уехать. Мы оба знаем, что я не могу оставаться здесь. Разумеется, я вернусь в Монтеррато, когда придет пора рожать, и мы вместе решим, как быть дальше. – Ну вот, она сказала это.
– Ты сказала правду, Лотти? О том, что всегда любила меня?
У Лотти заныло в груди. Зачем он так с ней? Она ждала злости, упреков, слепой ярости – как раньше. К этому она была готова. Но это? Что за пытка…
– Да, – пробормотала она.
Рафаэль коснулся пальцами ее подбородка, приподнял его вверх, чтобы она посмотрела на него.
– И когда ты уезжала… когда ты сказала мне те слова… – Он замялся, утопая в ее фиалковых глазах, ища в них ответ.
– Это была ложь, Раф. Самая большая ложь в моей жизни.
– А сейчас? Ты говоришь правду?
Он отнял пальцы от ее лица, и Лотти заметила, что они дрожат.
– Да. Да, Рафаэль, это чистая правда.
– Тогда скажи это еще раз, Лотти.
Лотти посмотрела на его красивое лицо, как в последний раз, прежде чем уступить силе его взгляда:
– Я люблю тебя, Рафаэль.
Наклонившись, Рафаэль приник губами к ее губам, вкушая ее слова, пробуя их на вкус, смакуя их, позволяя этой прекрасной правде пропитать его насквозь.
С саднящей нежностью он прижался к устам Лотти еще сильнее, и поцелуй омыл ее, как теплая вода, унося все плохое, что было между ними. Она закрыла глаза. Если это их прощальный поцелуй, она отдастся ему, сдастся волшебным ощущениям. И запомнит их навсегда.
Наконец Рафаэль отстранился от нее. Придется открывать глаза и встретиться лицом к лицу с суровой реальностью. Лотти помедлила, распахнула глаза и уперлась взглядом в вопрошающий взор его черных глаз. После мучительной паузы он взял ее лицо в свои ладони.
– Я тоже тебя люблю, Лотти.
Они перешли в салон. Рафаэль зажег огонь в камине, затем снова привлек к себе Лотти. Когда он снова посмотрел на нее, его темные глаза светились любовью – она и не думала, что когда-нибудь увидит этот свет снова.
Он опять крепко-крепко обнял ее.
– Через минуту комната прогреется.
– Мне не холодно. – Как ей может быть холодно в этих крепких объятиях, когда его прекрасные слова все еще звучат в ее ушах?
– Хорошо. – Он провел рукой по ее спутанным волосам. – Мне так жаль, Лотти.
– Нет! – Отстранившись ровно настолько, чтобы можно было заглянуть ему в глаза, Лотти остановила его. – Это я должна извиняться, а не ты. Это мне не хватило смелости поговорить с тобой тогда.
– Я не дал тебе шанса. Я был так поглощен своим чувством вины… Оно затмило мне все остальное, что происходило в жизни. Я отказывался взять паузу и оплакать малышку, отказывался разделить твою печаль. Каждый взгляд на тебя напоминал мне о том, что я сделал с нашим ребенком и с тобой. Забрал у тебя единственное, что имело значение.
– Нет, Рафаэль. – Лотти внимательно посмотрела на него. – Все было не так. Перестань себя мучить.
– И я решил, что отныне это моя миссия – попытаться переупрямить судьбу. А когда у меня все же не вышло и ЭКО не помогло, то вместо того чтобы остановиться и задуматься, что же я делаю, вместо того чтобы посвятить себя твоему счастью, я превратился в ненормального адреналинового наркомана и отстранился от тебя еще больше. – Внезапно Рафаэль остановился, в его глазах блестели слезы. – Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня, Лотти?
– Рафаэль. – Лотти поднесла руки к его лицу, убрала темные кудри с его лба, погладила пальцами шрам на лбу. – Послушай меня. Ты не виноват в смерти Серафины. Слышишь?