– Послушай, сэр Тристан. Я дам тебе возможность спасти свою жизнь, хотя признаюсь, не знаю, зачем она нужна такому бездомному бродяге как ты, при условии, если ты перед всеми присутствующими здесь достойными сеньорами признаешь поражение Корнуэльса и от имени своего королевства дашь обещание стать вечным данником могущественной Ирландии.
Услышав такие вызывающие слова и оскорбления, все достойные бароны и рыцари из вечнозелёной Ирландии, где поля покрыты голубым вереском, и цветёт трёхлистный белый клевер, заулыбались и стали поддерживать предводителя своими одобрительными выкриками. Им ли было горевать и сомневаться, когда их вождь слыл непобедимым воином и один мог сразить одновременно четверых опытных воинов. Кроме того, коварный Морольд, который не знал пределов подлости, всегда смазывал своё оружие, будь то меч, копьё или алебарда, синильной кислотой – смертельным ядом: ужасное искусство, в котором ирландцы не превзошли разве что только средневековых итальянских знахарей. Бахвальства Морольда должны были вызвать гнев Тристана и негодование, и сделать его тем самым слабее и невнимательнее. В этом состоял расчёт бывалого бойца, но Тристан был спокоен. Он знал, что никакие чувства или эмоции не должны были отвлечь его от главной задачи – сразить вероломного негодяя. А для этого требовалось всё его умение, хладнокровие и выдержка, и концентрация всех его сил.
«Что ж, пусть покрасуется, – решил Тристан, – пусть насытит своё неуёмное самолюбие. Это высокомерие заберёт у него внимание и заставит торопиться, а, следовательно, делать ошибки. Как говориться – «не хвались, едучи на рать….». Хорошо также, что Морольд снарядился раньше времени. Тяжёлая одежда и броня утомят его, движения станут медленнее и неточными. А это уже преимущество, хоть небольшое, но всё же».
Поразмыслив о предстоящем сражении, Тристан направился к одинокой сосне, которая росла прямо из-под основания скалы, где у него было складировано всё его снаряжение. Подоспевший оруженосец помог ему одеть гобиссон, длинную фуфайку, поверх которой не без труда была возложена замечательная кольчуга, сплетённая из множества мелких, но очень прочных металлических колец. Эту кольчугу Тристан очень берёг и ценил, потому что она была так точно подогнана к его телу, что представляла собой как бы вторую, но очень прочную кожу, отливавшую синеватым угрожающим блеском. Защитное одеяние было изготовлено на заказ, специально для него, знаменитым на всю Европу мастером Агирро из Толедо, который к тому же являлся его давним добрым другом. В схватке Тристан мог даже не очень опасаться рубящих ударов меча, но всё же должен был проявлять внимание в тех случаях, если его противник использовал длинное копьё-протазан или вёл стрельбу из большого лука.
В довершение оруженосец накинул на него богато расшитое сюрко, необременительный тканевый кафтан, украшенный родовым гербом и эмблемами, а на плечи возложил наплечные щитки-эспаулеры, несущие его гордый неизменный символ – две сплетённые ветви терновника. Верный слуга застегнул на своём господине широкий кожаный пояс, с притороченными серебряными бляхами с изображением копейщиков и всадников, и прикрепил к нему трёхгранный кинжал-ламисерикорде и ножны с длинным и тонким мечом с крепкой рукояткой, достаточно большой и удобной, чтобы можно было обхватить её двумя руками для нанесения неотвратимого разящего удара. Меч был очень хорош, с узким, как жало концом и блистал острыми скошенными гранями. Его можно было бы поставить в один ряд с несравненным «Экскалибуром», которым владел справедливейший на свете король Артур, краса и гордость всего благородного рыцарства, но корнуэльский воин, не уступавший в доблести даже своему другу Ланселоту-Озерному, не допускал такой дерзновенной мысли. Однако и его меч имел своё гордое название, «Защитник Лоонуа», его родной королевства, захваченного бесчестным герцогом Морганом.
Убедившись, что доспехи и оружие находятся на своём месте и его господин готов выступить на смертельную схватку, оруженосец протянул Тристану островерхий шлем с откинутым забралом и щит. Однако его господин, являвший собой гордость всего Корнуэльса, не торопился воспользоваться всеми атрибутами рыцарского снаряжения. Более того, решительным движением он отстранил своего слугу и даже откинул кольчужный наголовник, предоставив вольному ветру возможность свободно развивать его великолепные волнистые волосы. Пусть высокое небо и его рыцарская честь будут его защитниками в этом бою.
Тристан вытащил свой верный меч и вышел на середину круга, который был выложен по окружности большими заросшими от сырости грязно-коричневым мхом валунами. Вот место, где решится всё, и неумолимый рок вручит одному лавровый венок и славу победителя, о котором будут слагать вирши и поклоняться как олимпийскому герою, а другому его печальную юдоль, столь горестную, что даже у последней королевской плакальщицы не найдётся для него прощальных слёз. Тристан поднял голову к небу, словно намереваясь воззвать к его всемогуществу, и внимательно вгляделся в нависшие над островом мрачные тяжёлые тучи, с радостью замечая, что настойчивый северный ветер всё же сумел сделать своё дело и постепенно начал сдвигать в сторону ватные небесные замки, вырывая из них кусочки голубой лазури и освобождая проход для первых ещё робких солнечных лучей.
«Это хорошо, это даже очень хорошо, – улыбнулся Тристан, – и, если повезёт, этим обстоятельством нужно непременно воспользоваться». С этими мыслями он поднял вверх свой обоюдоострый меч, давая знак Морольду и великому сенешалю Андре де Николь, что он готов начать битву.
Взопревший под латами Морольд был рад этому обстоятельству, так как был уже весьма измотан долгим ожиданием и двинулся вперёд, подхватив копье с длинным ясеневым древком и щит с изображением стоящего на двух когтистых лапах грифона, изрыгающего из огненной пасти пламя и чёрный дым. Фамильный герб, обрамлённый по краям ползущими ядовитыми змеями и муаровой лентой с девизом «Video et Tollam», «Вижу и Беру» был столь же мерзок, как и его жестокий хозяин. Сэр Андре де Николь увидев, что оба соперника готовы к бою, принял от одного из оруженосцев укреплённое на высоком шесте знамя с горделивым изображением чёрного орла в золотой короне со сложенными для атаки крыльями, и покачал им из стороны в сторону. Незамедлительно по его сигналу загремели боевые барабаны, призывая всех к вниманию, и вперёд выступили герольды, которые вскинули свои длинные трубы-блоссоны и пронзительными тревожными звуками оповестили людей и окрестности о начале схватки не на жизнь, а на смерть. Великий сенешаль вновь привёл боевое знамя в движение, отклонив его от своей груди, и направил в сторону изготовившихся к единоборству противников. Это было начало.
Граф Морольд устремился на Тристана, прикрываясь щитом и выставив вперёд длинное копьё, увенчанное грозным стальным остриём, более похожим на тисак-фальшион, чем на ординарный четырёх перьевой наконечник. Его расчёт был прост: прикрываясь щитом, выдержать ответный натиск Тристана, а затем нанести сокрушающий удар своим длинным копьём в туловище противника с тем, чтобы опрокинуть его навзничь и рубящим движением отсечь его незащищённую шлемом белокурую голову. Коварный Морольд был уверен в победе, так как знал, что любой бой не обходится без ссадин и порезов, что было для него достаточно, так как лезвие копья он предусмотрительно обильно смазал безотказным ядом.