Неслышно было ни голосов, ни звона оружия, а лишь посвистывал пронзительный ветер, да мерно рокотал полуденный морской прибой. Голова откинулась назад, глаза закрылись, и бедный рыцарь вновь впал в беспробудное беспамятство. Прошли минуты и часы, и скорая в этих местах ночь уже начала задёргивать небосвод своим звёздным пологом, как вдалеке послышался шум, который становился всё явственнее и ближе.
«Кто это рядом со мной? – всё ещё в забытьи пытался связать свои мысли Тристан, – если это враги, то почему я ещё не убит? Почему не чувствую хладную сталь в своей груди? И почему здесь звучат чьи-то женские голоса? Откуда они, и почему я их не знаю? А этот свет, который режет мне глаза. Кто принёс и расставил вокруг столько свечей? Может быть это чужой праздник, на который пришло много гостей, и я оказался на нём случайно? И почему здесь раскрылся зелёный папоротник, или я смотрюсь в чьи-то бездонные изумрудные глаза, на которые опустились золотистые локоны? Наверное, это белокрылый ангел сошёл ко мне с небес, чтобы облегчить мои невыносимые страдания».
– Кто этот несчастный юноша? – спросила Изольда, обращаясь к своей служанке Бранжьене, с жалостью оглядывая тело израненного молодого человека.
– Море принесло, – откликнулась служанка. – Он был в ладье, приготовленной для погребального обряда, и лежал бездыханным. Мы не знаем, кто он. Но посмотри, как он жалок и измучен, и как ужасно запеклась кровь на его ранах и губах. Разве мы не должны помочь ему по святому христианскому обычаю? Разве мы не свершим благое богоугодное дело и не облегчим этим поступком свои души?
«Ты права, – взволнованно вздохнула прекрасная Изольда. – Кто бы он ни был, но без сострадания и помощи он не должен остаться. Значит, сама судьба уготовила нам найти его и позаботиться о его безопасности и спасении. Я вижу, что он не только ранен, но и поражён каким-то ужасным ядом. Ты посмотри, как по всей его руке растеклась багровая синева, а рана источает мерзостный запах гниющей плоти. Мы немедленно должны отнести его в хижину, а потом я должна немедленно вернуться в замок моей матери-королевы и принести подобающие для исцеления снадобья. А ты, Бранжьена, скинешь свои одежды, ляжешь и обнимешь этого несчастного. Он совершенно застыл на морском ветру и от переохлаждения может умереть».
Служанка без промедления исполнила повеление своей госпожи, так как хорошо знала древний обычай северных народов, мужественных мореходов и первопроходцев в стылых высоких широтах, что только женщины могут отогреть прекрасными обнажёнными телами своих окоченевших на холодном ветру или в воде мужей. Пожалуй, это был единственный способ спасти бедолаг от неминуемой гибели. В те далёкие времена женщины стремились быть верными помощницами и подругами своих мужчин, помогая им и себе выжить и преодолеть лихолетья бесконечных войн, голода и болезней.
Вернувшаяся Изольда споро занялась лечением Тристана. Ей самой было непросто в этот период. Её названный жених, погибший Морольд, хладный и окаменевший лежал в священном склепе, ожидая торжественного погребения и воздания надлежащих королевских почестей. Как ни как он был братом королевы и, следовательно, близким родственником самого короля, а главное, Морольд был символом непобедимой Ирландии, внушавший страх и трепет её врагам, вдохновителем всех грабительских набегов на соседние страны, приносившие в королевскую казну несметные богатства. Народ и дружина его боготворили, а король относился с уважением, хотя и опасался популярности Морольда и даже видел в нём потенциальную угрозу своему трону. Политические соображения не занимали Изольду.
С участью стать женой своего кровожадного дяди она смирилась как с долгом, который должна исполнить покорная дочь своих родителей. В своих мыслях она порой представляла себе, что вот вдруг из-за моря явится прекрасный принц на белом коне и увезёт её в далёкую страну, где царствует любовь. Но судьба её была предопределена ещё в детстве, и противится ей она не смела, и лишь предавалась грусти по поводу того, что всю жизнь ей предстоит провести в нелюбви рядом с грубым и невежественным человеком, главным увлечением которого была война, пьянство и грабежи.
И вот теперь она стояла, склонившись над раскрытым телом, совершенно незнакомого ей юноша, который был прекрасен как Апполон, хотя правильные и мужественные черты его лица искажала гримаса мучительной боли. Неужели сам кельтский бог любви Аонгус сжалился над ней и облегчил минуты скорби и печали по погибшему жениху и заставил морские волны направить в её гавань утлый чёлн, принёсшей этого истерзанного человека.
Пять дней и ночей не отходила Изольда от измученного страдальца и поила целебным соком сельдерея, умащая его тело живительными мазями, и укрывала раны спасительными примочками, изготовленными из листьев и веточек омелы, срезанными в короткую ночь летнего солнцестояния и смешанными с порошком из кореньев священного дерева Кра-эб Уисниг, к которому её привёл чудотворец-друид. Старания златокудрой девы и её верной служанки не пропали даром. Раны стали затягиваться, яд был побеждён, и в мышцы атлетического тела вернулась прежняя сила. Тристан обрёл ясность ума и в глазах засветилась прежняя энергия и решительность.
– Кто ты, моя спасительница? – спросил он, протягивая руки к зардевшейся Изольде, – может ты добрая фея, тогда почему мы не в волшебном лесу, где порхают эльфы и бабочки кружатся в хороводе, а в этом убогом жилище, где нет даже приличного стула.
– Ты в безопасности, путник, и находишься в Ирландии под покровительством великого короля, ко двору которого ты будешь представлен, как только окрепнешь. А меня зовут м..м..м… Беатриче, – явно смущаясь, промолвила Изольда, посчитав по причине врождённой скромности, а может быть в силу природной осторожности, что она не готова признаваться в том, что является дочерью короля, и потому сказала, – я дочь гофмаршала. Ты был без сознания и весь израненный, словно только что вышел из боя. Скажи, как твоё имя и что случилось с тобой?
«Так я в Ирландии, стране моих врагов, – с тоской подумал Тристан, – как только эта милая девушка узнает, что я британец, то я буду обречён. Она возненавидит меня только за одно моё происхождение. Нет, невозможно ничего исправить. Между нашими народами пролегла пропасть, заполненная кровью погибших и болью угнетённых. Все мои объяснения будут напрасны. Ведь даже детей здесь и детей у нас чуть ли не с пелёнок учат, что корнуэльсец – это раб и негодяй, а наших, что ирландец – хищный зверь и разбойник. Где уж здесь говорить правду.
Она и слушать не будет, и отдаст меня на растерзание черни, которая сразу сюда примчится, чтобы насладиться моим позором и смертью. А потому я должен сказать другое».
– Меня зовут Корнелий, – слабым голосом произнёс он, в котором было столько отчаяния и тоски, которая бывает только у терпящих кораблекрушение моряков, чьё судно превратилось в безвольную игрушку безжалостной морской стихии, – я норманнский рыцарь и был в походе. Мы обходили дозором береговые укрепления нашего сеньора, великого герцога Жилена. Да вот неудача. К несчастью, я оступился и сорвался со скалы. Мои товарищи подумали, что я мёртв, и по нашему обычаю хоронить воинов в водной пучине снарядили лодку, положили меня в неё и отставили на волю волн. Вот так, находясь без сознания, я и попал к вам.