– А чего случилось? Девушка провела ночь с мужчиной, который от нее без ума. Взрослая, умная девушка, прекрасный дизайнер с самой красивой попой на свете!
– Что? – возмутилась Маша, в то время как бесстыдный Гончаров схватил ее за самое восхитительное на свете место.
– Что есть, – усмехнулся он. – Давай-ка одеваться и выбираться отсюда. Постараемся сохранить хорошую мину при плохой игре. Как зовут твою мать?
– Хорошую мину она сейчас нам подложит прямо на выходе из комнаты, – буркнула Маша. – Уверяю тебя, она нас прибьет.
– Меня прибить довольно сложно, – пожал плечами Николай, выскользнул из кровати, потянулся – все-таки спать на таких узких постелях ему сто лет как не приходилось – и оглянулся в поисках одежды. Проблема была в том, что существенная часть его гардероба, а именно рубашка, осталась валяться в ванной комнате. Хорошо еще, что штаны и белье остались в зоне доступа, ибо знакомиться с родителями девушки, выходя к ним в кухню завернутым в простыню, было чересчур даже по современным меркам.
Маша высунула нос в опустевший коридор, на полу которого все еще валялись привезенные с моря камешки, затем пулей пронеслась в ванную, притащила Гончарову его рубашку – помятую, конечно. Но хотя бы не полуголый. Сама она надела самое невинное из всех своих летних платьев – голубое, в белый горошек, с рукавами-фонариками.
– Ты просто видение из мира стиляг, – улыбнулся Гончаров, обнимая Машу за талию. – Почему ты не носишь платья постоянно?
– Потому что бегать по твоему полю в резиновых сапогах и платьях – это несколько экстравагантно, не считаешь? – хмыкнула Маша.
– Думаешь, достаточно надеть приличное платье, чтобы твоя мама забыла, что ты лежала тут голая в моих объятиях? – спросил Гончаров, явно преследуя цель смутить девушку. Но Маша только ухмыльнулась.
– Если думаешь, что моя мама постесняется надавать скалкой по твоей умной голове только потому, что ты – чужой человек, то тебе предстоит сильно удивиться.
– Я уже удивляюсь, – признался он. – Тому, что ты пугаешь меня не папой, а мамой. Ну что, выходим?
– Может, все-таки в окно? – заартачилась Маша, но Гончаров открыл дверь, взял Машу за руку и повел за собой, совсем как минуту назад Андрей Владимирович вел Татьяну Ивановну, да еще по тому же самому коридору.
Николай остановился на секунду, пытаясь сориентироваться в планировке квартиры, в которой он не прошел дальше ванной и спальни. Из кухни до них доносились приглушенные голоса. К тому же, заслышав их шаги, в коридор высунулся Сашка и тут же осклабился, увидев, как Гончаров держит Машу за руку.
– Убью! – пригрозила Маша братцу, но тот проигнорировал ее угрозу, разумно прикинув, что если сестра и будет его «бить», то никак уж не сейчас.
– Идите в кухню. Мать делает завтрак.
– Завтрак? – удивился Николай, а еще больше – сама Маша. Ведь завтрак был делом исключительно мирным, призванным объединить всю семью в единое целое. Завтрак был как предложение мира, как выброшенный в воздух белый влаг.
– Съешь все и скажи, что все было изумительно, – прошептала Маша, но Гончаров только возмущенно фыркнул. Нет, он будет плеваться и требовать французских багетов. Конечно же, он будет все хвалить!
Николай первым вошел в кухню, где мама боролась с дрожью в руках, помешивая овсянку.
– Доброе утро! – поприветствовал он ее, и, к невероятному Машиному облегчению, мама развернулась, изобразила гостеприимную улыбку и указала Гончарову на стул за столом.
– Присаживайтесь, пожалуйста. Все будет готово через минуту, – защебетала она, укрывая смущение за потоком слов, летящих, как из автомата Калашникова. – Вы едите овсянку? Мы делаем на молоке, но сахара кладем совсем немного. Кофе? С молоком? Или, может быть, зеленый чай?
– Кофе подойдет идеально, спасибо, – кивнул Гончаров, и Маша с удивлением заметила, с каким достоинством он держится. Не то чтобы обычно он вел себя по-свински, но он был всегда непредсказуемым, резким, порывистым. А сейчас он действовал так аккуратно, словно и в самом деле шел по минному полю.
– Хорошая погода в Москве, – добавил Андрей Владимирович. – Неужели все три недели было так жарко?
– Иногда у нас были грозы, – ответил Гончаров, принимая из рук Машиной мамы горячую чашку с кофе.
– Я люблю грозы, после них так легко дышится, – вздохнул Машин папа.
– Как вам понравились Карловы Вары? – спросил Николай.
– Маша рассказывала вам? – обрадовалась мама. Хоть так – но она поняла, что дочь не совсем забыла о них, используя три недели свободы на полную катушку. Господи, кто мог бы подумать! Маленькая девочка, дочка – и этот взрослый, огромный мужчина. На сколько же лет он ее старше?
– А если не секрет, Роберт, сколько же вам лет? – спросила Машина мама, и тут на кухне воцарилась ледяная тишина. Маша почувствовала, как рука, держащая ее руку, разжалась. Гончаров убрал руку и оставил чашку. Он посмотрел прямо Маше в глаза, затем ответил, так и не отведя взгляда:
– Мне тридцать два года.
– О, тридцать два. Мне показалось, что больше, – призналась мама и тут же осознала, как, должно быть, бестактно это прозвучало. – Нет-нет, не подумайте, что вы выглядите старше своих лет. У вас просто такой представительный вид, Роберт. Маша же вас все время от нас прятала.
– Она может быть такой… скрытной, – ответил Николай, испепеляя Машу взглядом. – Никогда не знаешь, чего от нее ожидать.
– Да? Вы тоже так считаете? Она была такой с детства, все делала по-своему. Вы же понимаете, когда в семье есть династия медиков, хочется надеяться, что и дети пойдут по твоим стопам. Тем более что мы бы помогли. Но тут ей втемяшился в голову этот дизайн.
– Таня! – воскликнул Андрей Владимирович, и она, поймав его взгляд, махнула рукой.
– Вы уж извините, я знаю, что вы тоже увлекаетесь дизайном.
– Вовсе нет, – ответил Николай, улыбаясь одними губами.
– Нет? – опешила мама. – Ах, ну естественно. Вы же профессионал.
– Мама, это не Роберт, – пробормотала Маша, бледнея. – С чего ты взяла, что это Роберт?
– Не Роберт? – переспросила мама. – Как так? Вы не Роберт?!
– Нет, – покачал головой Николай. – Я не Роберт, бог миловал.
– Маша, ты же была так влюблена. И уже кто-то другой? Я не понимаю! Стоило нам уехать, и что ты натворила?
– Мама!
– Нет, ты совсем сдурела, да?! – Голос мамы нарастал, скандал начал набирать оборот. Гончаров отставил чашку и встал из-за стола.
– Я, пожалуй, пойду. Мне пора, работа не ждет, – сухо бросил он. – Очень вкусный кофе, спасибо.
– На здоровье. Маша!
– Мама! – выкрикнула Маша, побежав в коридор за Гончаровым. Тот уже стоял у двери, ощупывая себя, бил по карманам.