Такая глупая любовь | Страница: 51

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Да, о, да, – шептала она, отдавая свои губы ему на растерзание. Он прижимал ее к себе, ускоряя и ускоряя темп, увеличивая напор.

– Девочка моя, девочка, – прошептал он, нанеся несколько по-настоящему сильных, вышедших из-под контроля ударов. Затем он остановился, тяжело дыша, и упал на нее, положив ладонь на ее обнаженную грудь.

Несколько мгновений он лежал, закрыв глаза, и его изменившееся лицо было так далеко, словно сознание покинуло его ненадолго. Затем он открыл глаза и посмотрел на Машу. Его глаза сияли и светились победным блеском.

– Привет! – прошептала Маша, стараясь сдержать легкую дрожь. – Тебе хорошо?

– Мне? Восхитительно, – прошептал он. – А ты как, держишься?

– Ага, – кивнула она.

– Ты молодец, – сказал Николай, приподнимаясь на одном локте. – Но мы с тобой еще не закончили.

– Нет? – заволновалась Маша.

– Ни за что на свете, – покачал головой он. И вдруг Маша почувствовала его руку между своих ножек. Она изумленно посмотрела на него, но он только покачал головой. – Ложись, девочка, откинься назад.

Она исполнила его просьбу, она закрыла глаза, как вдруг почувствовала нечто совершенно неожиданное и невозможное. Николай опустился ниже и прикоснулся губами к ее нежнейшей частичке. Маша ахнула, но Николай не дал ей подняться или вырваться, он удержал ее на месте, продолжая играть языком. И через несколько мгновений Маша вдруг почувствовала, как мощная и не знающая преград волна наслаждения зародилась внутри ее, и все остальное отступило на второй план, кроме этого желания, этой жесткой необходимости пройти весь путь до конца, до завершения, до финала.

Она закричала. Сдерживаться было невозможно. Вместе с криком она вдруг почувствовала, как он проникает в самый центр сотрясающих ее волн, наполняет ее, растягивает, овладевает ею. Николай брал ее нежно, осторожно, позволяя ей насладиться каждым мгновением их любви.

– Вот так это должно быть, – пробормотал он, наслаждаясь несвязным бормотанием, Машиным смехом, ее улыбкой. Он поцеловал ее в губы, а сам лег рядом с ней, оставаясь внутри. Кровать была невыносимо узкой, но в этот конкретный момент времени это не имело никакого значения. Они улыбались – оба, не сговариваясь. Их улыбки были одинаковы глупыми и счастливыми.

– Тебе понравилось? – спросил он тихо.

– Очень, – кивнула она.

– Имей в виду, я захочу еще.

– Не могу дождаться, – тихонько рассмеялась Маша и потерлась носом о его нос.

– Будешь себя плохо вести, и это случится прямо сейчас, – пригрозил Николай. – Лучше давай немного отдохнем. Завтрашний рабочий день никто не отменял.

– Разве ты не можешь его отменить? – надула губки Маша.

– А это идея, – улыбнулся Гончаров. – Поработать… над тобой. Только, боюсь, этого тебе не выдержать. Не стоит нам вот так – все и сразу. Мы должны тебя немного поберечь. Все-таки ты… – И он смущенно замолчал.

– Девственница? – договорила за него Маша. Он повернулся к ней и погладил ее по плечу.

– Определенно уже нет.

– Можно спросить? – решилась вдруг Маша.

– Конечно! Только не говори, что ты не знаешь, откуда берутся дети!

– Дурак! – фыркнула Маша.

– Ну прости. Что ты хочешь знать?

– Почему ты хромаешь? Что случилось? Я видела, у тебя на ноге шрам.

– А, это! – пожал плечами Николай. – А зачем тебе это, интересно, понадобилось?

– Ну… в офисе рассказывали, что тебе прострелили ногу.

– Прострелили? – нахмурился Николай. – И что?

– Ну, что это как-то связано с… – Маша замолчала, жалея, что затеяла этот разговор.

– С чем? – заинтересовался он. – С мафией? С бандитами? Так?

– Ну да, так, – кивнула Маша.

– Знаешь, девочка моя дорогая, я бы предпочел, чтобы ты и дальше так думала.

– Предпочел? Я не понимаю. Почему? – От любопытства Маша приподнялась на локте. Николай задумчиво смотрел на нее, а затем потянулся вперед и поцеловал ее сосок.

– Потому что это мой самый большой в жизни позор, – прошептал он, обращаясь как бы не к Маше, а к ее груди.

– Позор? – опешила Маша, не препятствуя сладкой пытке.

– Конечно, позор. Лучше считай, что я страшный мафиози. Но дело в том, что мы… Это случилось лет пятнадцать назад. Нас с отцом пригласили на охоту. На кабана.

– На кабана, – повторила Маша растерянно.

– Да, это такая дикая свинья. Я, честно сказать, не самый большой поклонник охоты. Но отец сказал – я поехал. Чтобы не тянуть время, скажу просто. Мы были на охоте, я неправильно повесил свое ружье, оно выстрелило, и я раздробил себе пятку.

– Какой кошмар! – Маша закрыла рот рукой. – Больно было?

– Конечно, больно. До ужаса. А еще больше – обидно. Знаешь, как меня потом отец дразнил! Говорил, что я, конечно, свинья, но не настолько, чтобы самому на себя охотиться. И это – только одна из его многочисленных шуток. Эта история стала своего рода нашим домашним развлечением.

– Это жестоко.

– Не очень на самом деле. В любом случае теперь, когда я разрушил романтический образ страшного преступника с темным прошлым, мы можем поспать, а? – Николай прижал Машу к себе, натянул сброшенную на пол простыню.

– Ничего ты не разрушил.

– Ага, то есть я для тебя по-прежнему остаюсь страшным преступником с темным прошлым? – рассмеялся Николай и сонно зевнул.

– Я не это имела в виду.

– Я понял. Спи, девочка. Отдыхай.

Это было легче сказать, чем сделать. Маша лежала в своей кровати, в такой знакомой обстановке, и смотрела на расслабленное, почти незнакомое лицо мужчины, ставшего разом, за один вечер, такой огромной частью ее жизни. Ее тело еще помнило каждый сладостный удар, ее плечи еще хранили воспоминания о сильных объятиях, на ее груди – по-хозяйски большая теплая мужская ладонь. Маша смотрела на человека, ставшего в одночасье таким важным для нее. Мечты отличались от настоящей жизни, как плавание в пруду от виндсерфинга в бушующем океане. Как она могла уснуть? Ей нравилось смотреть, как он дышит, нравилось снова и снова вспоминать все подробности этого странного вечера, каждое сказанное слово и каждую недосказанность. Ей уже хотелось, чтобы все повторилось снова.

«Ну ты и влипла. Ты теперь в отношениях со мной».

Только под утро Машу сморил сон. Николай во сне развернулся, продолжая обнимать Машу, он занял почти всю ее кровать полностью, но она положила голову ему на плечо. Усталость взяла свое, и даже неудобная поза не помешала. Маша уснула. Она спала так крепко, так сладко, что даже не услышала, как в двери провернулся ключ. Она не услышала, как в прихожей раздались приглушенные голоса. Впрочем, в этом была только часть ее вины – ведь родители знали, что вернутся в город очень рано, и не хотели будить Машеньку.