– Откуда тебе известно заклинание, пробуждающее мертвых? – спросил вдруг зомби.
– У меня был свиток – «Трактат об изначальной некромагии». Стражники отняли его.
– Тот, кто дал тебе этот свиток, дитя, был либо жесток, либо глуп. Некромантия не лучшее занятие для дев и совершенно им не подходящее. Тот, кто ступил на одну тропу с мертвыми – сам обречен на погибель. Зачем ты избрала сей путь, дитя?
– От безысходности, – честно ответила Таша, – я защищала себя и друзей, другого способа не было.
– Защищала, – со свистом выдохнул мертвец, – не оправдывай себя тем, что не было других способов защиты. Путь мертвых не панацея, а лишь ее иллюзия. И если у мужчины еще есть время на раздумья, чтобы отказаться от такого вредоносного занятия, то женщина обречена!
– Почему? – испуганно спросила принцесса, чувствуя, как тревога переполняет ее все сильнее.
– Потому что некромант должен быть силен и волей, и телом. Каждая полученная рана может стать роковой. Мертвые не должны чуять кровь своего господина. У женщин слишком много лишней крови, понимаешь меня, дитя?
Таша молча кивнула, потупив глаза и чувствуя, как щеки вспыхнули огнем.
– Подумай, дитя, триста раз подумай, прежде чем еще раз прочитать то заклинание, что пробудило меня от долгого сна. Не тронь лиха. Не бери греха… – Доходяга вдруг резко выдвинулся вперед, загремев цепью, и Таша в страхе отпрянула от разделяющей их решетки. – Разве ты не боишься мертвых? Разве не зомби порвал гнилыми зубами твою кожу, оставив шрамы?
– Того зомби звали Фиро, а шрамы – это плата за помощь, которую он мне оказал.
– Фиро? – в голосе мертвеца слышалось изумление, – Черный мертвец некроманта Ану? Хорош помощник! – покрутившись на месте, насколько позволяла привязь, Доходяга уселся на пол, сложив две пары рук на груди.
– Ты знаешь Ану и его воинов? – насторожилась девушка. – Знаешь Фиро?
– Ах, Фиро… Фиро. Знакомо мне это имя – негодный слуга негодного господина.
Мертвец снова принялся качаться из стороны в сторону, то отклоняясь во мрак, то попадая в полоску света. Эти монотонные и однообразные движения действовали на Ташу завораживающе.
– Может и негодный, но я обязана ему жизнью, – девушка вступилась за Фиро, чувствуя, как в груди поднимается горячая волна. – Он защитил мою жизнь и мою честь. Пожалуйста, не говори о нем плохо. Я понимаю, что он монстр и убийца, но это не его вина, ведь он всего лишь марионетка в руках некроманта. Возможно, при жизни он был неплохим человеком…
Не дав соседке по камере договорить, жуткий собеседник рассмеялся тихим свистящим смехом.
– Не питай иллюзий по поводу Фиро, он всегда был монстром, – произнес наконец Доходяга неожиданно печально и тихо, – он не изменился.
– Что значит всегда был? – в недоумении переспросила Таша, чувствуя, как горят уши, и стук сердца болезненно отдается в барабанных перепонках.
– Ах, дитя, ведь он всегда был убийцей. То, чем стал он после смерти, мало отличается от того, чем он являлся при жизни. Хороших людей Всевышний забирает к себе, и лишь особые негодяи заслуживают страшной доли – бессмертия в мучениях вечного голода и необъятной черной зависти ко всему живому. Память, что дает таким, как Фиро, особую силу и возможности, для мертвых не дар, а орудие страшных мук, – зомби качнулся в темноте и замер, пропадая из поля зрения. – Если хочешь, я расскажу тебе о человеке по имени Фиро.
Чувствуя в словах мертвяка подвох, какую-то особую, утонченную провокацию, Таша колебалась, но любопытство пересилило, и она кивнула.
– Тогда слушай, дитя! Когда я жил у границ Королевства, в провинции, страшная беда обрушилась на наш тихий городок. В окрестностях стали пропадать люди. Их обглоданные кости находили в городских подвалах и канавах. Ужас и паника охватили всех без исключения жителей спокойного доселе края. И пока бравые охотники и перепуганные крестьяне, вооружившись вилами и факелами, искали в окрестных лесах оборотней и троллей, дружная компания молодых, богатых и знатных горожан продолжала как ни в чем не бывало убивать и есть людей.
– Компания молодых и знатных? – в ужасе повторила Таша.
– О да, дитя, порой люди бывают гораздо страшнее огров, ведьм и прочей нечисти. То были избалованные сынки местной знати, зажравшиеся скоты, возомнившие себя королями и хозяевами всего вокруг. Однажды в это вмешался Фиро. Глупый поступок с его стороны: ему пришлось заплатить за собственную гордыню. В итоге Фиро один ответил за все злодеяния этого ужасного союза. Трусливые знакомцы сдали его с потрохами, а сами забились в свои дорогие дома, как крысы в норы. Пусть Фиро и был заносчивым гордецом, но предавать он не умел, поэтому не выдал остальных.
Я хорошо запомнил день его казни. Горожане ликовали, а крестьяне съехались со всей округи, словно на торжество. Люди пели и плясали, радуясь окончанию великого террора.
Фиро надеялся умереть достойно, как дворянин, сложив голову на плахе. Узнав о том, что его даже не повесят, он проклинал и поносил грязными ругательствами всех, кто был на площади в тот день.
– Как он умер? – спросила Таша, до онемения сцепив пальцы. – Говори!
– Бесславно, – выдержав паузу, продолжил мертвец, – ему перебили хребет железными прутами, как бешеному псу. Но в этом человеке было столько ярости и ненависти, что он не умер сразу, а нашел в себе силы спуститься с эшафота и, осыпая проклятьями весь белый свет, доползти до ступеней храма Святого Централа. Ни один храбрец не рискнул добить его, и толпа расступилась в страхе, уступая дорогу… Когда убийца Фиро испустил дух, в городе не завыла ни одна собака, чтобы почтить его темную память. Потом его бедные родственники, окруженные позором, бежали прочь из города. Вот так, дитя, все и было.
Таша не ответила. Находясь в смятении, она лишь сжимала и разжимала кулаки, закусив губы до крови.
* * *
Лагерь северных спал спокойно, и лишь Ану каждую ночь мучили кошмары. События давнего прошлого являлись во снах и терзали его, терзали… Словно где-то в глубинах памяти прорвало плотину, и то сокровенное, тайное, о чем нельзя было вспоминать ни в коем случае, изливалось наружу безудержным потоком.
В своих снах теперешний Ану встречался с Ану прежним. Он видел себя то ребенком, то уже юношей, почти неузнаваемым, коротко остриженным и в знак глубокого траура по погибшей сестре сменившим цвет волос на черный, как того требовал обычай.
Детство Ану провел с матерью в Шаммуре, столице западного Апарского княжества. Ребенком он привык к гигантским белокаменным дворцам и широким проспектам, вдоль которых росли неохватные косматые деревья. По вымощенным камнем дорогам гулко стучали копытами апарские лошади, длинные и огромные, как слоны. Позднее мать Ану, забрав сына, отправилась на север к мужу. Однако там они тоже не прожили долго, и вместе с отцом и приемной сестрой Нани переселились на границу с Апаром. Королевский город, в который они переехали, задыхался в пыли торговых путей. Купцы на верблюдах и ослах прятали головы под широкими соломенными шляпами со свисающей на грудь бахромой. Родовитые рыцари-странники в шлемах с кошачьими ушами из вороненой стали позвякивали кольчугами. Груженные вином и коврами арбы с колесами не меньше мельничных скрипели, поднимая пыль. Казалось, гигантомания была свойственна апарцам во всем.