Раскроем досье, заглянем «Черной Берте» в глаза. 14 мая 1941 года Ким Филби оповестил Москву: Гесс «привез с собой мирные предложения». 18 мая советский разведчик доложил, что Гесс «прибыл в Англию для заключения компромиссного мира, который должен приостановить увеличивающееся истощение обеих воюющих сторон и предотвратить окончательное уничтожение Британской империи как стабилизирующей силы». Сведения из США и самой Германии подтверждали, что вояж Гесса совершался по заданию или, как минимум, по согласованию с Гитлером и в случае успеха должен был ускорить нанесение удара по Советскому Союзу.
В своем донесении от 18 мая Филби с присущей ему проницательностью отмечал: «Сейчас время мирных переговоров не наступило, но в процессе дальнейшего развития войны Гесс, возможно, станет центром интриг за заключение компромиссного мира и будет полезным для мирной партии в Англии и для Гитлера». Пока же – 23 мая – английской разведке МИ-6 давалась директива использовать «дело Гесса» для дезинформации советского правительства [330] .
А. Хаусхофер, а также Попиц, Хассель и ряд других оппозиционеров использовали каналы К. Буркхардта. 30 января 1941 года последний сообщил Хасселю, что, по поступившим к нему сведениям, британский кабинет (за исключением Идена) заинтересован в достижении мира с Германией примерно на следующих условиях: восстановление Бельгии, Голландии и в каком-то виде Польши (без провинций, некогда бывших немецкими); Дания и «Чехия» – сфера немецкого влияния; бывшие германские колонии возвращаются рейху. Мир не может быть, однако, заключен с Гитлером. Он «вне всякого доверия».
Весной 1941 года через Буркхардта на англичан осторожно вышел Гиммлер. Выяснялись шансы окончания войны с вариантом вступления на пост канцлера его, Гиммлера. Зондаж был повторен в сентябре того же года со ссылкой на то, что «в окружении Гиммлера» серьезно озабочены складывающимся положением и задумываются над выходом из него. Таким образом, плану Гесса – мир западных держав с Гитлером – вырисовывалась альтернатива – мир в отсутствие Гитлера [331] .
В американских публикациях встречаются сетования на то, что британское правительство не посвятило США в тайну Гесса. Говоря о колебаниях и подчеркнутой осторожности Рузвельта, Р. Шервуд приводит президентскую телеграмму Гопкинсу: «Я не знаю, что произойдет, если к началу 1942 года Англия все еще (по смыслу правильнее – опять) будет сражаться в одиночку». Рузвельт сообщал своему другу о беспокойстве кабинета, которое может перекинуться на весь народ. Гопкинс увидел здесь намек на возможность усиления влияния английских сторонников «умиротворения».
Призывы Гесса к «разуму» могли «найти сочувствующих слушателей, в особенности в палате лордов, – продолжает Р. Шервуд. – Постоянные предложения Гесса, уверенно делавшиеся им от имени Гитлера, предусматривали заключение мира, который признавал бы и гарантировал мощь и престиж Британской империи в целом, предоставляя Германии контроль над Европейским континентом и свободу рук против „большевиков“. Гесс повторял снова и снова, что надежды на действенное вмешательство Америки иллюзорны, что Россия обречена, что положение Англии безнадежно, и потому английское правительство проявит безумие, если оно, пока еще не поздно спасти шкуру стареющего льва, не примет предложенную Гитлером дружбу» [332] .
Серьезный исследователь Р. Шервуд, ста страницами выше утверждавший, будто Вашингтон ничего не ведал о посулах Гесса, приводит выдержки из «бесконечного монолога» заместителя фюрера. Был ли это монолог? Сомнительно.
Гиммлер поручил В. Шелленбергу наладить контакт между Гессом и его семьей. Англичане не возражали, и письма пошли через Красный Крест в Швейцарии [333] . Фактически до 1943–1944 годов Гесс оставался миной замедленного действия, которой Англия могла при желании воспользоваться и которую она на всякий случай долго не обезвреживала. Само за себя говорит то обстоятельство, что ни Гесс, ни англичане не просветили «аферу века» на Нюрнбергском международном трибунале, словно между ними было условлено: одному сохранят жизнь, а другому – честь.
Связи Лондона и Вашингтона с представителями нацистской верхушки, службами безопасности, Верховным командованием, оппозиционерами разных мастей поддерживались с переменной интенсивностью на протяжении всей войны. Приливы и отливы, как и само содержание обменов мнениями, зависели от положения на фронтах и оценок общих перспектив. Англичане и американцы спорадически сверяли часы, но в основном вели каждые свою линию. Британские консерваторы, которых тревожило «чрезмерное усиление» США, систематически подпитывали у верхушечной немецкой оппозиции надежду на возможность сделки с Черчиллем, если Гитлер будет устранен [334] .
Возвращаясь к событиям 1939–1940 годов, следует заметить, что до поры до времени взаимный отказ Лондона и Берлина от наступательных действий составлял материальный фундамент возможного сближения позиций и притирки интересов. Суть различий в подходе Англии и Германии сводилась к следующему: первая смотрела на войну как на бизнес и уговаривала Берлин не пренебрегать британской «покладистостью», вторая, отрицая все традиции, возводила силу в абсолют. Выразив готовность удовлетворить территориальные запросы относительно умеренных из среды оппозиционеров, англичане в какой-то момент предвкушали успех. Все уперлось в «нейтрализацию» Гитлера. Даже не в политическое или иное его устранение.
Часть заграничных контактов оппозиции осуществлялась под присмотром нацистских служб и предназначалась для дезориентации противника [335] . Это не объясняет легкомысленного обращения западных держав с данными, которые передавались им сотрудниками абвера и МИД Германии, а также через Ватикан (В. Канарис, Г. Остер, Э. и Т. Кордты, Хассель, Тротт цу Зольц, О. Кип, Хефтен, Й. Мюллер, Г. Донани) и пренебрежительного отношения к самим информантам, надежность которых была проверена в малом и большом. Они заблаговременно сообщили дату и час нападений на Польшу, затем на Данию и Норвегию, Францию, Бельгию и Голландию. Твердолобость тори демонстрировала себя самым буквальным образом: сталкиваясь с сильным соперником, бежать от всякого риска; изматывать врага терпением и упорством; подставлять под удары других, держась, поскольку удается, на отдалении.