Второе поколение еще могло понимать язык, но не бегло говорить на нем; оно еще помнило традиции, но не слишком педантично соблюдало. К третьему поколению ушла еще большая часть знаний. Эти бухгалтера, дантисты, врачи, адвокаты, писатели и художники пытались как можно дальше и как можно быстрее дистанцироваться от своего происхождения. Дэвид Бомберг, выросший в Уайтчепеле, основатель и член Лондонской группы художников, пошел дальше большинства других, отправившись в Палестину, чтобы описать работу сионистских пионеров, но расстался с ними, отказавшись писать картины, которые могли бы рассматриваться как пропагандистские.
Однако на другой стороне Атлантики число говоривших на идише было во много раз больше, а каждый гражданин США сам был или иммигрантом, или потомком иммигрантов. Здесь на короткое время образовалось говорящее на идише общество, о котором хранит память здание на южном конце Манхеттена, ниже Ист-Виллиджа, недалеко от того места, где угол Нижнего Ист-Сайда соприкасается с Ист-Ривер и с бруклинским районом Уилльямсбург. Здесь вы найдете Музей недвижимости Нижнего Ист-Сайда.
В 1863 году немецкий портной-иммигрант наскреб достаточно наличных денег, чтобы построить шестиэтажный 22-квартирный дом из красного кирпича, № 97 по Орчард-стрит, дороге, которая перед американской революцией вела к яблочной плантации на ферме британского вице-губернатора Джеймса Деланси. Здание стоит до сих пор, уже 140 лет, помня 7000 жильцов, обветшавшее, но еще крепкое, хотя почти все вокруг него изменилось.
Сто лет назад на этих улицах кипела жизнь, шумная и ароматная, как на восточном базаре. Старые фотографии запечатлели огромные толпы бородатых старцев в меховых шляпах, матрон в сапогах и головных платках, белые фартуки прикрывают их доходящие до земли юбки, они тянут за собой маленьких девочек с косичками. Мальчики в ермолках, со свисающими из-под рубашек кисточками и болтающимися пейсами, прыгают, пробивая себе путь мимо запряженных лошадьми телег и ручных тачек, мимо подержанной одежды, висящей у входа в лавки, бочек из-под маринада, ларьков с горячей картошкой, груд разбитых чемоданов и фанерных ящиков – брошенного наследства иммиграции. Вокруг везде вывески на идише и немецком, призывающие купить кошерных кур, причудливые платья, подержанную одежду, священные книги, настенные и наручные часы, отрезы на платье и духи, сделать модную прическу. Неугомонные зазывалы-шлепперы в котелках и галстуках-бабочках пытаются затащить сопротивляющихся клиентов в двери лавок, над которыми железные пожарные лестницы украшены сохнущим бельем, словно флагами в национальный праздник.
Сегодня это место намного спокойнее, улицы почти пустынны, о былой активности напоминают только магазины, рекламирующие подержанную одежду и ювелирные изделия. Изменились и языки: вместо идиша и немецкого можно скорее услышать северокитайский, южнокитайский или испанский. Но дом № 97 по Орчард-стрит гордо стоит, как память о прошлом.
Здание напоминает о последней стадии перехода идишской цивилизации из Старого Света в Новый. В этих тесных мрачных трехкомнатных квартирах, где только одна комната могла похвастаться естественным освещением и где когда-то не было ни водопровода, ни туалетов, много идишских семей жило в свои первые годы в Америке.
Музейная экспозиция демонстрирует посетителю историю трех таких семей: из того, что тогда было Германией, Польшей и Литвой, – семей, представляющих непреодолимые волны эмиграции, которые прокатились по Европе во второй половине XIX века, создав гигантское массовое движение, заставившее треть евреев покинуть свои дома на некогда «золотой земле» идишского гейма в поисках новой голдене медине в США.
Пара Гомперц прибыла по отдельности в 1850-е годы. Натали приехала из маленького городка на расстоянии около 30 километров от силезского Бреслау. Прусские подданные, они, вероятно, говорили как на идише, так и по-немецки, потому что, когда через несколько лет во время ужасной депрессии Юлиус таинственно исчез (он ушел на работу утром 7 октября 1874 года, и больше о нем не слышали), Натали переехала в Верхний Ист-Сайд, бывший тогда немецкоязычным районом. В то время в Нью-Йорке было самое значительное в мире после Берлина и Вены население, говорившее по-немецки.
Гаррис и Дженни Левин говорили на идише. Они эмигрировали из местечка на севере от Варшавы в 1890 году, по-видимому, во время медового месяца и жили пять лет в Нижнем Ист-Сайде, а потом переехали в Бруклин.
Рогаршевские приехали с шестью детьми в 1901 году после десятидневного путешествия через Атлантику на грузовом пароходе «Граф Вальдерзее» водоизмещением 12 830 тонн, переделанном в пассажирский, на старомодном судне с четырьмя мачтами и толстой трубой посредине, одном из тех кораблей, что были пущены в строй на линии Гамбург–Америка Альбертом Баллином. Они выехали поэтапно из литовского ешивного города Тельц, ныне Тельшяй, и по всем данным строго соблюдали в своем новом доме еврейский закон. Муж Авраам был старостой местной синагоги. Он работал прессовщиком на портняжной фабрике, пока не умер от туберкулеза в 1918 году. Тысячелетнее германо-славянское разделение, кажется, тогда еще было важным для самосознания Рогаршевских. Они вскоре стали называть себя Розенталь, как бы в надежде на ассоциацию с высшим классом, с дольше живущими в стране их немецкими единоверцами.
Неудивительно, что многие иммигранты не сумели добиться успеха в результате переезда. Около четверти тех, кто переехал из гейма в Америку, не смогли устроиться на новом месте и вернулись в Восточную Европу. Вероятно, еще четверть охотно поступили бы так же, если бы смогли найти денег на обратную дорогу. Немалое число в отчаянии покончили жизнь самоубийством, как отец нью-йоркского художника Филиппа Густона (Гольдштейна), сведший счеты с жизнью от ощущения унизительного провала – он смог найти работу только в качестве мусорщика.
Но, несмотря на все трудности, большинство тех, кто остался в Америке, преуспели. Несколько первых поколений еврейских иммигрантов сохранили верность своим языку, вере и общественному устройству и служили своей быстро росшей общине, вскоре составившей самое большое количество говоривших на идише в одном городе. Это было великое запоздалое зимнее цветение идишской культуры.
Идишские писатели и поэты осели в Нью-Йорке, чтобы служить еврейским массам. В отсутствие развитой книгоиздательской промышленности они снабжали материалом большое число идишской периодики, вскоре заполнившей улицы; ограниченность печатных площадей заставила писателей совершенствовать характерные идишские жанры – короткие рассказы, скетчи, или скице. К американской ежедневной идишской прессе, родившейся в 1870 году с выходом «Еврейской газеты» («Ди идише цайтунг»), в последующие десятилетия присоединилась периодика, предназначенная для представителей почти всех политических направлений и интересов: для религиозных, социалистов, анархистов, коммунистов, тех, кто хочет посмеяться. Появились специальные журналы для женщин, для любителей спорта, даже для вегетарианцев. Некоторые из великих имен идишской литературы расцвели на этих страницах: Шолом-Алейхем, Шолом Аш, Х. Лейвик и братья Зингер, Израэль Джошуа и Исаак Башевис-Зингер, которые публиковались в ежедневной газете «Вперед» («Форвертс»), основанной в 1897 году, на своем взлете достигавшей уровня более 25 000 экземпляров в день и печатавшейся в 11 местных и региональных издательствах, доходивших на западе до Чикаго. «Форвертс» выходит до сих пор как еженедельник.