Осознание того, что если смешать минералы и подвергнуть их высоким температурам, то можно полностью изменить их свойства и создать совершенно новые материалы, имело далекоидущие последствия. Homo ludens, вероятно, испытал эту процедуру на огромном количестве камней, минералов и других материалов. И случалось так – достаточно часто для того, чтобы подвигнуть к дальнейшим экспериментам, что результат приводил к чему-нибудь совершенно новому, вроде способа покрытия кирпичей соляной глазурью, для получения которой более поздний ассирийский рецепт предписывает: «Песок, щелочь из „рогатого“ растения нивяник обыкновенный измельчить и смешать, положить в неразогретую печь для обжига с четырьмя отверстиями для тяги, а затем перемещать смесь между отверстиями для тяги. Зажечь бездымный огонь. Вынуть смесь, дать ей остыть, снова растереть и добавить к нему соль без примесей. Положить в печь для обжига, зажечь бездымный огонь. Как только смесь станет желтой, дать ей натечь на кирпич; название этому – спекание».
Другими открытиями стали изобретение стекла и цемента, а также плавление меди. Затем было обнаружено, что добавка касситерита к медной руде изменяет к лучшему свойства получающегося в результате металла. Этот сплав оказался тверже, крепче, дольше сохранял острый край и, что еще более важно, плавился при более низкой температуре, упрощая литье. Это вывело Южное Междуречье из каменного века в век бронзовый, со всеми сопутствовавшими глубокими культурными, общественными и политическими изменениями.
Один эпизод в эпосе о Гильгамеше повествует о том, как Урук получил от царя города Киша Ага сообщение с угрозой нападения:
«Гильгамеш представил этот вопрос на рассмотрение городских старейшин, ища решения: „…не поддадимся царю Киша, давайте вести войну!“
Созванное собрание городских старейшин ответило Гильгамешу: „…покоримся царю Киша, не будем вести войну!“
Гильгамеш… положившись на богиню Инанну, не принял во внимание то, что сказали городские старейшины. Он снова поставил этот вопрос, но перед городской молодежью, ища решения: „…не покоримся царю Киша, давайте воевать!“
Собравшиеся молодые люди города ответили Гильгамешу: „Стоять на изготовку, обслуживать, сопровождать царского сына – держать осла за задние ноги – у кого хватит на это духу? Не станем покоряться царю Киша, давайте воевать!“
„Урук – кузница богов, Эанны, царская династия ниспослана с небес – великие боги дали ее… Ты их царь и их воин! О, сокрушитель голов, принц, любимый богом Ан, когда он придет, чего бояться? Их армия мала, в ее тылу – сброд, их воины не устоят перед нами!“»
Гильгамеш ведет своих молодых людей сражаться, захватывает в плен царя Агу, а затем, неожиданно проявив великодушие, дарует ему свободу, чтобы тот возвратился в свой родной город.
Это не история, а литературный эпос, хотя, вполне возможно, он отражает реальный конфликт между Уруком и расположенным приблизительно в 150 км к северо-западу от него городом Кишем. Произведение было написано через столько же лет после описываемых в нем событий, сколько прошло между периодом правления короля Артура с его рыцарями Круглого стола и нашим временем. И, подобно романтическим историям о короле Артуре, в эпосе рассказывается гораздо больше о времени, когда он был написан, чем об эпохе, которую он описывает.
Тем не менее он дает нам возможность мельком увидеть один момент в истории Урука, когда тот постепенно двигался из каменного века в век железный («кузница богов»); от того, что Торкильд Якобсен назвал первобытной демократией (правитель все еще должен был советоваться с народом – «созванное собрание городских старейшин»), к царской власти и самодержавию (властитель поступал по своей воле, не спрашивая ничьего мнения); от мирного сосуществования к состоянию постоянной агрессивной воинственности («Давайте воевать!»). Все эти изменения, хорошие и плохие, были частью перехода от жизни в деревнях к полноценной цивилизации.
Сельские общества развиваются и естественным образом приспосабливаются к окружающей среде и политическим условиям, цивилизации же проектируются. В Уруке тот же самый экспериментальный подход, который применялся к материальному миру, использовали при разработке плана, связанного с жизнью всех людей в городе. Последний уподоблялся механизму, а его жители являлись движущимися винтиками, заставлявшими его работать.
В деревнях семьи в своем большинстве были относительно равны; в городе существовала иерархия общественного положения. В деревнях ответ на вопрос «Какая у тебя профессия?» не был важен, а в городе наоборот. Выживание сельского жителя зависело от его принадлежности к семье, пусть даже и в роли раба; горожанину внезапно стали доступны новые способы заработать себе на жизнь. Вместо того чтобы добывать средства к существованию своей разросшейся семьи (единственный вариант на протяжении прошедших времен), теперь вы могли работать на храм или во дворце и в обмен получать не место у очага, а заработную плату. Сохранившиеся до наших дней реликты наводят на мысль, что в городе Гильгамеша многие так делали.
Самые характерные предметы, найденные целыми и разбитыми на развалинах Урука (до половины всех керамических находок), – это грубые и довольно уродливые глиняные емкости, известные как вазы со скошенными краями, очень отличающиеся от изящной и тонкой раскрашенной керамики предыдущего периода. Эти сосуды были сделаны не путем сворачивания глины кольцами или ее вращения на гончарном круге, а в простых формах (недавно проведенный эксперимент подтвердил этот вывод). Возможно, это стало самым первым приложением принципа массового производства к потребительскому товару. В деревнях посуду делали в домашних хозяйствах по высоким эстетическим стандартам и со вкусом, ее украшали традиционными узорами, которые что-то значили для тех, кто ею пользовался. Сосуды со скошенными краями, произведенные массово, наоборот, были продукцией коммерческих мастерских и не обладали никаким иным значением, кроме полезности.
Это изменение получило название «эволюция простоты». По мере развития города производством начала заниматься каста профессиональных рабочих, что привело, по словам одного историка, «к эстетической депривации неэлиты». О керамике теперь судили только по ее эффективности и экономии: стандартные емкости, возможно и некрасивые, оказывались достаточно хороши и дешевы, чтобы отвечать нуждам нового общества. Это изменение было похоже на переход от ремесла к промышленному производству в Викторианскую эпоху, которому напрасно сопротивлялись и о котором сокрушались сначала Романтическое движение, а затем Движение искусств и ремесел. Возможно, некоторые жители Древней Месопотамии тоже протестовали.
Как делали сосуды со скошенными краями – на этот вопрос оказалось гораздо легче ответить, чем на вопрос «Для чего и почему?». По форме они напоминают наполненные до краев продукцией емкости, которые несли обнаженные люди, шедшие в процессии к храму богини на вазе из Варки. Но те сосуды выглядят довольно изящно; остальные предметы настолько грубы, что трудно представить себе, что из них кто-то ест, не говоря уже о том, чтобы приносить их богине. Они пористые, так что не годятся для воды или пива, и, очевидно, одноразовые, так как целых их было найдено столько же, сколько и в осколках (их сравнивают с полистироловыми контейнерами для гамбургеров, которыми в наши дни замусорены улицы и пляжи). В то время как некоторые исследователи по-прежнему считают, что жертвоприношения к храму приносили в сосудах со скошенными краями, большинство ученых полагают, что их, вероятно, использовали для раздачи отмеренного количества хлеба или зерна как заработной платы или доли провизии. Когда только появилась письменность, значок, означавший пищу, провизию или хлеб, был очень похож на сосуд со скошенными краями.