И наконец, подчеркивая полный и резкий поворот в политической, общественной и экономической жизни, представленный в виде Древневавилонского царства, ушли в небытие последние следы шумерского культурного влияния.
Как живому языку шумерскому пришел конец. С этого времени Месопотамия стала территорией исключительно семитской повседневной культуры и семитского языка в повседневной жизни, хотя это не был западный семитский язык нового правящего класса, а диалект местного аккадского языка, который филологи называют древневавилонским. Никто не знает точно, когда шумерский язык перестал быть слышен на улицах. Наверное, в какой-то момент ближе к концу предыдущей эпохи Третьей династии Ура. Но это не значит, что использование шумерского языка прекратилось. Это случится не раньше самого конца месопотамской цивилизации, приблизительно через 2 тысячи лет после описываемых событий. Но он уцелел, чтобы на нем не говорили, а писали, сохранился скорее для религии и науки, нежели для простого общения.
Сохранение письменного шумерского языка в более поздние времена исследователи обычно сравнивают с той ролью, которую сыграла латынь как язык науки в истории Европы начиная с падения Западной Римской империи и почти до середины XX в., когда классические языки наконец перестали преподавать в большинстве школ. Аналогия эта несколько неточна, потому что на латыни, разумеется, никогда не переставали говорить: следуя обычному процессу лингвистической эволюции, разговорная латынь медленно превратилась во французский, итальянский, испанский, португальский и другие современные языки романской группы. С другой стороны, письменная латынь как язык ученых осталась застывшей на ступени, которой она достигла в I в.
Более подходящим сравнением для шумерского языка будет древнееврейский, который на протяжении более 2 тысяч лет после того, как на нем перестали говорить и заменили его в повседневной жизни сначала арамейским, а позднее местными языками еврейской диаспоры, оставался религиозным, литературным и научным языком евреев, а также средством обучения их детей чтению и письму. Какой бы язык ни царил в доме и на рабочем месте, древнееврейский алфавит адаптировался, чтобы его представлять. В конечном счете он стал основой, на которой разговорный древнееврейский был заново изобретен в конце XIX в. Аналогичным образом шумерский язык оставался основой грамотности столько времени, сколько просуществовала клинопись.
Что у шумерского, латинского и древнееврейского языков общего – так это их роль оселков, символических мемориальных досок своим традициям. Владение шумерским на любом уровне всегда будет входным билетом на участие в великой и непрерывающейся культурной традиции, которая теперь, в Вавилонии рассматриваемого периода, совершенно игнорируя постоянные «войны, ужасы, убийства и кровопролитие» вокруг, достигала пика своего развития.
Новые хозяева Месопотамии использовали язык шумеров и их культурные традиции как средство удержания вместе разношерстного населения своего государства. Подобно тому, как во Франции граждан воспитывают в духе верности Революции – Свободе, Равенству, Братству, а в США школьникам внушают верность государственному флагу, конституции и идеалам отцов-основателей, в Древнем Вавилоне царских подданных независимо от их происхождения учили чтить древние мифы, легенды и священные рассказы, а также обычаи и историю – насколько она была известна – их шумерских предшественников на этой земле. Религиозные верования оставались в основном неизменными; практически единственным нововведением стало появление в пантеоне города Вавилона бога-покровителя Мардука, который постепенно приобрел статус и привилегии Энлиля – прежнего царя богов. Известные писцы даже брали себе шумерские имена подобно тому, как европейские ученые в Средние века и даже позже, подражавшие классическому стилю, предпочитали, например, быть известными не просто как Ньюман, а Неандер, не Шварцерд, а Меланхтон, не просто Филипп фон Гогенгейм, а Филипп Теофраст Ауреол Бомбаст – Парацельс, если коротко.
Это делало образование чрезвычайно важным. На самом деле оно было главным в вавилонской цивилизации. Уже не являющаяся прерогативой больших и хорошо управляемых государством академий, как во времена Третьей династии Ура и царя Шульги, а приватизированная (как и все остальное в новой Вавилонии) система образования тем не менее оставила нам огромное наследие, состоящее из документальных свидетельств, – небольшую гору письменных упражнений и контрольных работ. В результате о процессе обучения в школах Древнего Вавилона нам известно значительно больше, чем о многих других аспектах жизни в нем.
На шумерском языке школу называли E-Dubba, на вавилонском – Bet-Tuppi. Оба обозначения имеют отношение к табличкам, на которых писали документы. Все образование основывалось на чтении и написании шумерских и вавилонских текстов. Из резюме только что закончившего школу ученика:
«Общее количество дней, которые я провел в школе, таково: у меня были три дня каникул каждый месяц, а так как в каждом месяце есть три выходных дня, когда никто не работает, я поэтому проводил в школе двадцать четыре дня в каждом месяце. И мне не казалось это очень большим сроком!
Впредь я смогу посвящать себя переписыванию и составлению табличек, выполнению всех полезных математических действий. На самом деле я в совершенстве владею искусством письма, умею правильно располагать и писать строчки. Моему хозяину нужно только показать мне символ, и я могу немедленно по памяти присоединить к нему много других символов. Так как я посещал школу необходимое количество времени, я владею шумерским языком, знаю орфографию и содержание всех табличек».
Наш выпускник не только овладел чтением, письмом и арифметикой, но и приобрел также много навыков делопроизводства: «Я умею составлять все виды текстов: документы, связанные и измерениями объема от 300 до 180 000 тысяч литров ячменя, веса от 8 г до 10 кг; любые контракты, какие потребуются, – брачные, о партнерстве, продаже недвижимого имущества и рабов; гарантии обязательств в суммах серебром; договоры о найме сельскохозяйственных рабочих для работы на полях, выращивания пальмовых рощ, а также об усыновлении. Я умею составлять все эти документы».
Все это производит большое впечатление и даже может быть правдой, хотя звучит скорее как отрывок из современного школьного буклета. Рассказ нашего выпускника о своих способностях, без сомнения, рисует идеализированную картину не регулируемой государством системы образования Древнего Вавилона.
Мы получаем совершенно другое впечатление, возможно более близкое к правде, у безымянного автора – кого-то вроде Чарльза Диккенса или Томаса Хьюза Древнего Вавилона. Эта многократно переписанная короткая история получила название «Школьные годы» от ее первого переводчика и редактора Сэмюэля Ноя Крамера, который собрал ее из более двадцати отдельных фрагментов, находившихся в различных музеях. В ней высмеивается беспорядочный характер дисциплины, коррупция учителя и смехотворное отсутствие соответствия похвалы достижению. Да и ее главное действующее лицо не образец добродетели.
История начинается с рассказа об обычных событиях дня. Наш главный герой идет в школу, читает упражнение, обедает, переписывает тексты, возвращается домой и демонстрирует, чему он научился, своему отцу. Последний доволен его успехами, которые школьник внезапно принимает как предлог для того, чтобы превратиться в маленькое чудовище: