– Так что, Тонио уехал в Кордову?
– Нет, но, надеюсь, уедет.
– Надеешься? Столько трудов, и ты только надеешься?
Мики почувствовал себя оскорбленным.
– Сегодня я нанесу ему окончательный удар, – возразил он.
– Я в твоем возрасте…
– Перерезал бы горло, я знаю. Но это Лондон, а не провинция Санта-Мария, и если я буду перерезать горло всякому, кто мне не по душе, меня повесят.
– Бывают времена, когда выбора не остается.
– Но бывают и времена, когда лучше действовать мягко. Папа. Подумай о Сэмюэле Пиластере и о его дурацком предубеждении против торговли оружием. Как я его устранил, не пролив ни капли крови, а?
На самом деле Сэмюэла устранила с дороги Августа, а не Мики, но он об этому отцу предпочел не рассказывать.
– Ну не знаю, – упрямо сказал отец. – Когда я получу свои винтовки?
Это была больная тема. Старый Сет по-прежнему оставался старшим партнером Банка Пиластеров. Стоял август. В сентябре с гор Санта-Марии начнет сходить снег. Папа захочет вернуться домой вместе с винтовками. Как только старшим партнером станет Джозеф, Эдвард заключит с ним сделку и отправит партию оружия. Но Сет упрямо цеплялся как за свою должность, так и за свою жизнь.
– Скоро, Папа, скоро, – поспешил уверить отца Мики. – Сет долго не продержится.
– Хорошо, – кивнул Папа с выражением человека, одержавшего верх в споре.
Мики намазал булочку маслом. Вот всегда так. Никогда у него не получается угодить отцу, как бы он ни старался.
Его мысли снова вернулись к предстоящему дню. Тонио задолжал крупную сумму и не может выплатить ее. Следующим шагом нужно превратить проблему в кризис. Нужно, чтобы Эдвард публично поссорился с Тонио. В случае успеха Тонио навлечет на себя всеобщее осуждение и будет вынужден оставить свою работу и вернуться домой, в Кордову. Там его вряд ли разыщет Дэвид Миддлтон.
Мики хотелось провернуть все так, чтобы не нажить себе в лице Тонио врага. Он ведь собирается занять должность Тонио, а если Тонио на него разозлится, то может и очернить в глазах посланника. Мики же хотел, чтобы он, наоборот, помог ему.
Вся ситуация осложнялась историей их с Тонио отношений. В школе Тонио ненавидел и боялся Мики; в последнее время он восхищался им. Теперь Мики нужно было стать лучшим другом Тонио, одновременно разрушив ему жизнь.
Пока Мики размышлял над делами дня, раздался стук в дверь, и хозяйка объявила о приходе посетителя. Через мгновение в комнату вошел сам Тонио. Ну что ж, тем самым он избавляет Мики от лишних хлопот – не надо будет заезжать к нему после завтрака.
– Садись, выпей кофе, – любезно предложил Мики. – Не повезло тебе вчера! Ну что ж, никогда не знаешь, когда выиграешь, а когда проиграешь. Это же карты!
Тонио поклонился Папе и сел. Глаза его были красными – очевидно, он не спал всю ночь.
– Я проиграл гораздо больше, чем могу себе позволить.
Папа недовольно крякнул. Он терпеть не мог, когда люди жалели себя, и презирал семейство Сильва, городских обитателей, живших за счет покровительства и взяток.
Мики изобразил сочувствующий вид и произнес:
– Мне очень жаль.
– Ты знаешь, что это значит. В этой стране мужчина, неспособный вернуть карточный долг, не считается джентльменом. А неджентльмен не может быть дипломатом. Придется мне подать в отставку и вернуться домой.
«Вот именно», – подумал Мики, но вслух печальным тоном сказал:
– Не вижу здесь проблемы.
– Ты знаешь, как к этому относятся и сами игроки, – продолжал Мики. – Если не платишь на следующий день, то уже под подозрением. Но сто фунтов – на это мне понадобятся годы. Вот почему я обращаюсь к тебе.
– Не понимаю, – удивленно сказал Мики, хотя все прекрасно понимал.
– Ты одолжишь мне денег? – умоляюще спросил Тонио. – Ты кордовец, а не англичанин; ты не станешь презирать человека за одну ошибку. А я рано или поздно верну, обещаю.
– Будь у меня деньги, я бы, конечно, их дал тебе, – сказал Мики. – Жаль только, что я не настолько богат.
Тонио посмотрел на Папу, который уставился на него холодным взглядом и сказал только одно слово:
– Нет.
Тонио повесил голову.
– Какой же я идиот с этими картами! – сказал он лишенным всякого тона голосом. – Никогда не знаю, во что ввязываюсь. Если я вернусь домой с позором, то не смогу посмотреть в глаза своим родным.
– Возможно, я могу придумать кое-что, – задумчиво произнес Мики.
Лицо Тонио озарилось светом.
– Да, пожалуйста, придумай! Все что угодно!
– Мы с Эдвардом друзья, ты же знаешь. Я мог бы поговорить с ним от твоего имени, объяснить обстоятельства и попросить проявить снисходительность – в качестве личного одолжения.
– Ты и вправду поговоришь с ним? – в глазах Тонио затеплилась надежда.
– Я попрошу его дать денег и никому об этом не говорить. Но я ничего не обещаю. Пиластеры гребут деньги лопатами, но скряги еще те. В любом случае я попытаюсь.
Тонио горячо сжал руку Мики.
– Не знаю даже, как благодарить тебя, – произнес он с жаром. – Я никогда этого не забуду.
– Ты только не надейся раньше времени…
– Ничего не могу с собой поделать. Я был в отчаянии, а ты дал мне надежду, – стыдливо улыбнулся Тонио и добавил: – Сегодня утром я даже подумывал о самоубийстве. Шел по Лондонскому мосту и думал: не броситься ли в воду.
Папа снова неодобрительно проворчал. Он, разумеется, предпочитал действовать совсем по-другому.
– Слава богу, ты передумал, – поспешил сказать Мики. – А теперь мне лучше пойти в Банк Пиластеров и поговорить с Эдвардом.
– Можно пойти с тобой?
– Ты будешь в клубе во время обеда?
– Конечно, если ты так хочешь?
– Тогда встретимся там.
– Хорошо, – Тонио встал. – Ну, не буду мешать вам завтракать. И еще раз…
– Не благодари, – прервал его Мики, прикладывая палец к губам. – А то не будет удачи. Жди и надейся.
– Да-да, как скажешь.
Тонио снова повернулся к Папе и поклонился ему.
– До свидания, сеньор Миранда.
– Дурак, – пробормотал Папа, когда Тонио вышел.
– Круглый, – согласился с ним Мики.
В соседней комнате Мики переоделся в свой утренний костюм: белая рубашка с жестким стоячим воротничком и накрахмаленными манжетами, брюки желто-оранжевого цвета, черный атласный шейный платок, который он постарался завязать идеальным узлом, и черный двубортный сюртук. Ботинки его блестели воском, волосы – макассаровым маслом. Он всегда одевался элегантно, но консервативно, никогда не надевал модные отложные воротники и не щеголял моноклем, как денди. Англичане считали модно одетых иностранцев пустыми франтами, и ему не хотелось давать им лишний повод для осуждения.