— Поднимите его, — лениво произнес Скорп. Бледный и потный Малкен опасливо подошел к нему.
— Сабин, переведи ему в точности, что я скажу. — Стражник кивнул и стал повторять за Скорпом то, что он говорил Атрету. — Меня зовут Скорп Проктор Карпофор, и я твой хозяин. Поклянись клятвой гладиатора, что будешь забит плетьми, сгоришь в огне или погибнешь от оружия, если ослушаешься меня. Понял?
Атрет плюнул ему под ноги.
Скорп прищурил глаза.
— Да, Малкен, ты был, пожалуй, прав, запросив за него пятьдесят тысяч. Жаль только, что не настоял на своем. — С этими словами он дал своим стражникам какой–то знак, и те стали избивать Атрета. Германец вынес побои и продолжал молча смотреть на Карпофора, не желая давать никакой клятвы.
Скорп кивнул своим стражникам еще раз, и избиение продолжилось.
— Я думаю, что для меня будет большим счастьем избавиться от него, — сказал Малкен, не скрывая своих чувств. — Вообще, с ним надо быть особенно осторожным. Если он сейчас не даст клятвы, то будет считать себя победителем над вами.
Легким мановением руки Скорп приказал прекратить избиение.
— Таких, как этот, можно усмирить и по–другому. Я вовсе не хочу сломить его дух — я хочу сломить его волю, — с этими словами он повернулся к Сабину. — Поставьте на него клеймо и бросьте в нору.
Атрет понял, что сейчас он будет заклеймен как римский раб, и издал нечеловеческий крик, отчаянно сопротивляясь стражникам, которые тащили его к железной решетчатой двери. Дверь открылась, затем захлопнулась за его спиной, а стража повела его к кузнечному горну, где на раскаленных углях лежали куски железа с какими–то эмблемами на концах. Он стал сопротивляться еще отчаяннее, не обращая внимания на то, что веревка на шее снова стала затягиваться. Уж лучше умереть, чем носить на себе римское клеймо.
Один из стражников, не удержав Атрета, отлетел к стене. Другой, стоявший за спиной германца, выругался и подозвал на помощь еще двух человек. Атрета повалили на пол и держали до тех пор, пока раскаленное железо не прожгло ему кожу на пятке. От невыносимой боли Атрет не мог не закричать, когда воздух наполнил тяжелый запах паленой плоти. Затем его снова поставили на ноги.
Атрета повели по каменному коридору вниз, потом еще по одному коридору. Открылась тяжелая дверь, с него сняли цепи, заставили опуститься на колени и втолкнули в крохотную темную камеру. Дверь за его спиной закрылась. Ему хотелось кричать. Стены буквально облегали его; каменный потолок был таким низким, что Атрет не мог сесть, а сама камера была такой короткой, что он не мог вытянуть ноги. Он со всей силой уперся в дверь, но дверь не поддавалась. Он выругался и услышал, как стражники смеются, а звуки шагов, усиленные кованой обувью, эхом отдаются по коридору. «Готов поспорить на что угодно», — послышался голос Сабина, убежденного, что «уже завтра он будет просить о помиловании». Закрылась еще одна дверь, после чего наступила мертвая тишина.
И тут Атрета охватила паника. Он крепко закрыл глаза, пытаясь совладать с собой, тогда как стены камеры, казалось, душили его со всех сторон. Стиснув зубы, он старался не произносить ни звука, зная, что если закричит, то даст волю страху, который и без того начинал его угнетать. Бешено билось сердце, ему не хватало воздуха. Он сильно пнул в дверь ногой, не обращая внимания на боль от клейма, и стал колотить ногами по двери, пока не разбил их в кровь.
Атрет тяжело дышал от страха и весь покрылся потом. Больше одного дня он здесь не выдержит, после чего просто закричит. Он повторял эти слова самому себе снова и снова, пока на смену страху не пришел гнев.
В полной темноте прошли часы.
Чтобы не сойти с ума, Атрет повернулся на бок и постарался представить себя в родном лесу. У него не было ни воды, ни еды. Его мышцы свело судорогой, и он застонал от боли, не имея возможности вытянуть конечности и избавиться от страданий. Он снова пнул ногами в дверь и от всей души проклял Рим.
Наконец послышался голос стражника: «Сейчас он будет посговорчивее». Открылась дверь. Когда стражник нагнулся и заглянул в камеру, Атрет изо всех сил ударил ему в лицо ногой, и тот отлетел назад. Атрет попытался придержать дверь открытой, но второй стражник навалился на дверь и снова ее запер. Атрет слышал, как пострадавший от его удара стражник ругается по–германски.
— Да, двух дней ему там, видимо, мало, — сказал другой.
— Да пусть он там вообще сгниет! Эй, ты, слышишь? Сгноим тебя там!
Атрет произнес в ответ проклятия и пнул ногой в дверь. Его сердце билось все сильнее, а дыхание становилось все тяжелее и чаще. «Тиваз!» — кричал он, и крик этот эхом разносился по всем ближайшим помещениям. «Тиваз!» — выкрикивал он имя своего бога, пока не охрип, потом лег и снова стал бороться со страхом, который опять пробудился в нем.
Подавленный темнотой и страхом, Атрет потерял ощущение времени. Когда дверь снова отворили, он думал, что это сон, но пришел в себя, когда чьи–то руки взяли его за щиколотки и вытащил и за ноги, от чего по всему телу снова прошла боль. Мышцы у него свело судорогой, и он не мог встать. К его губам приставили сосуд, и он сделал несколько жадных глотков воды. Два стражника подняли его на ноги, подставив свои плечи под его руки. Его привели в большое помещение и бросили в каменный бассейн.
— От тебя воняет! — сказал на германском языке один из стражников, бросив ему на грудь какую–то губку. Нос стражника был распухшим, и Атрет понял, что это был тот самый, которого он ударил ногой. — Вымойся, не то я сам тебя вымою.
Атрет презрительно посмотрел на него.
— Как получилось, что мой соплеменник оказался римским прихвостнем? — спросил он, едва шевеля разбитыми губами.
Лицо стражника стало каменным.
— Я слышал, как ты кричал этой ночью. Еще один день в такой норе, и ты сошел бы с ума или забыл бы всех своих богов, как это произошло со мной!
Атрет сжал кулаки и стал мыться, чувствуя присутствие двух стражников. Они разговаривали, и Атрет понял, что этого германца звали Галл.
Галл заметил, что Атрет внимательно изучает его, и снова обратился к пленнику.
— Меня взяли в плен примерно так же, как и тебя, и я стал рабом, — сказал он, — но я извлек для себя из этого максимальную пользу. — Он взял в ладонь и показал Атрету висевший на шее небольшой квадратный предмет из слоновой кости, на котором были какие–то надписи. — Семь лет я сражался на арене, а потом заслужил свободу. — Он выпустил этот предмет из рук. — Ты можешь сделать то же самое даже за более короткий срок, если поставишь себе такую цель.
Атрет внимательно огляделся, посмотрел на каменные стены и стоявших всюду вооруженных стражников, затем в глаза Галлу.
— Я не вижу здесь никакой свободы, — он вышел из бассейна и стоял обнаженный и мокрый. — Можно мне вытереться, или таким я вам больше нравлюсь?
Галл взял с полки полотенце и бросил его Атрету.