Я не раздумывая шагнул вперед. Это не было осознанным решением, просто я даже не успел подумать, что можно притормозить. И лишь тогда с изумлением понял, что рядом полным-полно желающих повторить мой нечаянный подвиг. Мои спутники, мои невезучие ландскнехты, которым я с самого начала не сулил никакого жалованья и даже не обещал отдать Вечность на разграбление, мои «мертвые духом», ненадолго восставшие из своих могил, мои бессмертные герои и перепуганные дети – черт бы их побрал! – слишком серьезно отнеслись к нелепому приказу своего непутевого полководца, безвкусному лирическому восклицанию, неуместной цитате. «Кто любит меня, за мной!» – что ж, их можно понять.
Глотка Змея оказалась слишком тесной для нас, я явственно услышал тихий царапающий звук, что-то вроде покашливания.
«Ага, подавился, гад!» – злорадно подумал я, пробираясь все глубже.
А потом обступившая нас темнота вдруг рассыпалась, превратилась в мириады невесомых хлопьев, которые медленно оседали на землю и исчезали, соприкасаясь с ее теплой поверхностью, таяли, как непутевый майский снег под лучами полуденного весеннего солнца. Случилось то, о чем я смутно знал с самого начала: наваждение рассеялось, никакого Мирового Змея больше не было, а я еще был, и мои люди оставались рядом со мной, ошеломленные собственной дерзостью и сказочной фальшью счастливого финала.
– Воля Аллаха свершилась, Али! – воскликнул Мухаммед. – Ты одолел все зло этого мира, и теперь…
– «Все зло этого мира»? Да ну тебя, куда уж мне. И боюсь, что как раз Аллах будет не слишком мною доволен, – вздохнул я. – Вообще-то мы с ним договаривались о другом… Ну да ладно, плевать! Ты здесь еще, Отец битв?
– Да, здесь.
Судя по тону, Один был весьма удивлен тем, что он до сих пор никуда не подевался.
– Вот тебе и твой хваленый Рагнарёк! Какое-то дурацкое наваждение, не более того… Ты рад? – спросил я.
– Я мог бы сказать, что рад, дабы доставить тебе удовольствие. Но я больше не знаю, что такое радость, – обстоятельно объяснил он.
– Я тоже. Того парня, который это знал, больше нет. А я – так, незваный гость в его подержанном теле.
– Кем бы ты ни был, но тебе удалось победить судьбу.
Я услышал мелодичный голос и лениво удивился: неужели эльфы тоже поперли следом за мной в пасть Змея?! Уж им-то это точно не было нужно.
– Вопрос в том, стоило ли ее побеждать? – печально добавил эльф. – Вместо того чтобы пройти через Врата, ты разнес их в клочья, и что теперь?
– Теперь? Понятия не имею. Я сделал все, что мог. И чего не мог заодно. Самое время подавать в отставку.
– А солнце все-таки погасло, да? – жалобно спросила Доротея. – Я думала, что теперь оно снова появится на небе, станет светло и все вернется.
– Напрасно ты так думала, – сухо сказал я. – Мы все были молодцами и действовали так хорошо, как могли, но никаких наград нам не светит. Это было ясно с самого начала – разве не так?
– Ты слишком жесток, – укорил меня эльф. – Твои люди переступили через себя, чтобы последовать за тобой. Можешь мне поверить, им было куда труднее, чем тебе.
– Я не жесток. Просто мне нечего им предложить.
– Есть, – напомнил эльф. – Ты обещал Афине, что все смогут «уйти вместе с ветром». Но когда дошло до дела, ты почему-то отпустил только ее. Неудивительно, что она тебя укусила.
– Стерва, – нежно сказал я. – Маленькая кусачая сероглазая стерва! Злая, но справедливая. Если бы этот чертов ветер принес ее обратно… Но он не принесет, да?
– Не принесет. Тебе ничего не светит, Владыка. Такова плата за могущество, ты и сам знаешь. А теперь призови ветер, полководец. Посмотри на своих солдат – они легки и свободны, их глаза блестят, как глаза бессмертных. Отпусти их с миром.
– Да, конечно. Я только сейчас понял, что почти сознательно удерживаю их при себе, потому что боюсь остаться один на краю умирающего мира, под этим переменчивым небом, не похожим ни на одно из тех, под которыми я привык бродить. Спасибо тебе. Хорошо, что ты вовремя оказался рядом и напомнил мне о моем долге. Хотя я-то думал, что мне понадобится помощь совсем другого рода. Ну знаешь, всякая романтическая чушь.
– Действительность всегда проще, чем вымысел. И гораздо страшнее, правда? Вокруг полным-полно драконов, которые то и дело пожирают нас заживо, изо дня в день, так что мы перестаем обращать на них внимание и считаем, что это и есть нормальная человеческая жизнь.
– Это правда, – согласился я. – Ты говоришь так, словно знаешь, что это такое – быть человеком. Впрочем, наверное, ты действительно знаешь.
А потом я лег на спину, закрыл глаза и расслабился. Я откуда-то знал, что мне не придется призывать ветер. На этот раз от меня требовалось только одно: не мешать его прохладным потокам пронестись над моей головой, стирая остатки реальности, как пыль с подоконника.
– Ты еще здесь, Али, или с нами осталось только твое бренное тело?
Голос Мухаммеда вернул меня к жизни. Не могу сказать, что я был рад к ней вернуться. Это самое «бренное тело» мучительно ныло, словно меня в течение долгого времени подвергали жестоким пыткам, голова весила несколько тонн, а на душе дружно скребли все представители кошачьего племени, включая Настасью Кински и Малколма Макдауэлла из одноименного кинофильма.
– Я еще здесь, – неохотно признал я, закончив малоутешительную ревизию собственных потрохов. – И ты еще здесь? Почему ты не ушел?
– Как я мог уйти? Я жду, пока нас с тобой призовет Аллах.
Я вспомнил о его талантах и поморщился – уж если Мухаммед вбил в свою упрямую голову, что нам срочно надо к Аллаху, значит, так оно и будет, не отвертишься.
– Это было восхитительное зрелище. Жаль, что ты его не видел.
Я обернулся и даже не сразу узнал Одина. Глубокие морщины на его лице разгладились, на губах блуждала мечтательная улыбка.
– Чего я не видел?
– Как уходили твои люди. И мои родичи, и Олимпийцы, и эльфы, и еще какие-то твари – я и не заметил, когда и откуда они появились! Но ушли они все вместе, словно между ними никогда не было никаких различий. С юга дул удивительный ветер, его потоки были окрашены в дивные цвета, названий которых я не знаю. Он унес всех, и по их лицам можно было понять, что они весьма довольны своей участью.
– А почему ты не ушел вместе со всеми, если уж тебе так понравился ветер? – спросил я.
В глубине души я подозревал, что этот гордец просто побрезговал разделить общую судьбу. Ребята вроде Одина всегда предпочтут попасть в ад для избранных, если им скажут, что рай – для всех.
– Я хотел уйти с ними. Но я подслушал, о чем ты там шептался с эльфами.
– И что с того?
– Ты признался им, что боишься остаться в одиночестве, – объяснил Один. – А я твой должник. Я не знал, что твой соратник тоже пожелает остаться. Впрочем, это ничего не меняет. Мы с тобой неплохо ладили, даже когда были врагами, и я подумал, что могу тебе пригодиться, что бы ни случилось.