– Я уже понял, что являюсь самым богатым человеком на всех островах Хомайского моря, – улыбнулся я. – Чего я не понимаю – это как сунуться к ндана-акусе со своим бесценным даром? Он такой важный дядя…
– Правильно, – согласился Хэхэльф. – Здесь принято оставлять подарки на пороге его комнаты и убегать, производя как можно больше шума, чтобы ндана-акуса велел кому-нибудь из своих рабов выйти и посмотреть, что творится. Раб непременно найдет подарок и принесет его своему господину. Все это считается изысканным придворным этикетом, а вот если сунешь подарок в руки ндана-акусе, можно и по морде схлопотать! Но я нахожусь в очень теплых отношениях со старыми доверенными рабами ндана-акусы, с тех самых пор, когда они гонялись за мной по всему побережью после того, как я упражнялся в стрельбе из лука по кончикам их парадных агибуб, поэтому мы можем просто передать твой подарок через них.
– Давай так и сделаем, – обрадовался я. – Передай ему, пожалуйста, три… нет, даже четыре мешочка кумафэги, пусть знает наших! А я пока действительно умоюсь.
* * *
Когда мы с моей дорожной сумкой вышли из дома, готовые к трудностям пешего похода в глубь острова Хой, меня подкарауливал очередной сюрприз, скорее приятный, чем нет. У ворот выстроился своеобразный караван: больше десятка уже хорошо знакомых мне «свинозайцев». Но и кровожадный Куптик, запряженный в телегу Мэсэна, и перекрашенные «свиньи» на корабле страмослябских пиратов, очевидно, являлись самыми мелкими представителями этой породы. Зверюги, с которыми мне довелось встретиться сейчас, оказались настоящими великанами. У доброй половины на спинах были установлены большие яркие сооружения, больше всего похожие на расписные бочки. Остальные были навьючены тюками с грузом.
– Что это? – спросил я Хэхэльфа.
– Как что? Звери абубыл, – невозмутимо ответил он. – На них мы и поедем. А ты думал, пешком пойдем? Хой – большой остров, я тебе уже говорил?
– Говорил… – Я с некоторым сомнением покосился на зверюг. – А они что, быстро бегают?
– Не слишком. Немного медленнее, чем хороший ходок. Но сидеть в удобной корзине гораздо приятнее, чем переставлять ноги, сгибаясь под тяжестью дорожной сумки.
– Да, дорожная сумка – это просто наказание какое-то! – согласился я.
– Ну вот. А если я добавлю, что с нами к Варабайбе отправятся второй сын ндана-акусы, мой старинный приятель Кект и один из главных жрецов пага Пикипых, которые ни за что не согласятся спать под открытым небом, ходить в одной и той же одежде несколько дней кряду и есть сушеную рыбу и ягоды с придорожных кустов, ты сразу поймешь, что нам пришлось взять с собой несколько шатров, пару сундуков с одеждой и украшениями, несколько бочек вина, чуть ли не тонну продовольствия и еще кучу всякого барахла.
– А что, с нами поедут такие серьезные ребята? – уважительно сказал я. – Не думал, что все так круто.
– «Круто» – не то слово! Будь ндана-акуса помоложе, он, возможно, и сам бы с нами отправился. Мы же едем не куда-нибудь, а к Варабайбе. Вряд ли Варабайба станет общаться с тобой или со мной: мы ведь не хойская знать и вообще не бунаба. А вот с таким великим колдуном, как пага Пикипых, и с таким знатным человеком, как ламна-ку-аку Кект, он наверняка захочет поговорить. Они вас познакомят, замолвят за тебя словечко, скажут, что старый ндана-акуса ночами не спит, оплакивает твою печальную участь, и дело в шляпе.
– В агибубе, – усмехнулся я.
– Ну да, ну да, – рассеянно согласился Хэхэльф. И продолжил: – Впрочем, вполне возможно, что заступничество любого бунаба ничем не хуже, чем протекция ндана-акусы. Варабайба очень трогательно заботится обо всех людях своего народа. Когда я был мальчишкой и жил в этом доме, у всех на устах был один примечательный случай: молодой человек по имени Пок, один из рабов ндана-акусы области Вару-Хапра-Маруга, самовольно покинул дом своего хозяина, явился к Варабайбе и прямо сказал, что жизнь в качестве слуги делает его глубоко несчастным, так что он готов упрекать свою мать за то, что она сдуру его родила, а своего бога – за то, что он все так плохо устроил. И что ты думаешь? Варабайба не рассердился на наглеца и не наподдал ему под зад, а напротив, ужасно огорчился и спросил у раба, какая жизнь пришлось бы ему по душе. Пок сказал, что еще сам не знает, поскольку пока не пробовал никакой жизни, кроме рабской. Варабайба тут же дал ему одежду свободного человека, подарил несколько новых агибуб и дорогое оружие и даже не поленился написать письмо его хозяину, в котором говорилось, что тот больше не должен докучать приказами своему бывшему слуге.
– И что стало с этим парнем? – с любопытством спросил я.
– О, он прославился на весь Хой. Как же, любимчик самого Варабайбы! Парень быстро разбогател, женился на младшей дочке своего бывшего хозяина, потом решил поселиться на побережье и купил себе дом у нас, на Вару-Чару. А еще через несколько лет ему надоела размеренная жизнь. Он купил себе хорошую лодку и уплыл – сначала на Хой, торговать, а потом еще куда-то. А его жена до сих пор живет здесь, неподалеку… Хороший он был мужик, этот Пок, непоседливый, вроде нас с тобой.
– Слушай, а почему же тогда все остальные рабы тут же не рванули к Варабайбе? – удивился я. – Клянчить свободу, богатство и новые агибубы.
– Некоторые пробовали. – Хэхэльф пожал плечами. – Кто-то из них так и не добрался до Варабайбы, кто-то не застал его на обычном месте и вернулся домой, а кто-то действительно получил свободу. Но вообще паломников было не так много, как ты полагаешь. Можно сказать, совсем мало.
– Почему? – изумился я.
– Ну а как ты думаешь? Лень, глупость или просто отсутствие желания что-то изменить. Между прочим, большинство рабов абсолютно довольны своей участью, – объяснил Хэхэльф. – Быть рабом не так уж плохо, во всяком случае здесь, на Хое: спокойная сытая жизнь до старости обеспечена, ну а работа, которую приходится делать… Свободные люди, как правило, работают еще больше и при этом нередко рискуют остаться ни с чем. Ну, конечно, хозяин может обругать, а то и побить, если подвернешься под горячую руку, – ну так от плохого обращения свободный человек тоже не застрахован. Думаешь, моим братьям сладко жилось в отцовском доме? А ведь они не рабы, а знатные люди. И при этом всего трое, не считая меня, покинули замок на озере Инильба, когда подросли, а прочие остались с родителями, да еще и в голос рыдали, когда наш отец, их господин и повелитель, сыграл в ящик… Знаешь, Ронхул, не так уж много людей хотят быть свободными. Рабство затягивает, как пьянство. Сначала думаешь: «Скоро все брошу, еще немножко, и все», – а потом незаметно начинаешь думать: «А зачем, собственно, бросать?»
– Какой ты мудрый, однако, – вздохнул я. – Грустно все это.
– Почему грустно? – Хэхэльф сочувственно посмотрел на меня и неожиданно подмигнул: – Мы-то с тобой не сидим на цепи, верно? Мы свободны как птицы и ничего не боимся.
«Кто знает, – подумал я, – может быть, и сидим, просто наша цепь немного длиннее, чем у прочих», – но вслух высказываться не стал, поскольку к нам подошли наши будущие попутчики и Хэхэльф принялся нас знакомить.