Кислова. В это трудно поверить, но и с покупкой квартиры Женю обманули. Все одно к одному! Тут и здоровый человек свихнется, а что уж говорить о молодой женщине, находящейся в глубокой депрессии? Не зря же говорят, что все мошенники – неплохие психологи и видят свою потенциальную жертву насквозь. Хотя и здесь сработано грубо, цинично. Неужели эта риелторша думала, что ей это сойдет с рук? Вероятно, она предварительно навела справки, узнала, что ее клиентка потеряла мужа, а это предполагает определенное душевное состояние, опять же отчаяние и желание быстро и радикально изменить свою жизнь. И еще – женщина совсем одна…
Между тем, что бы ни думала Маша по поводу этого бала, Женя продолжала действовать. И Лариса, окрыленная выходом книги, помогала ей, сопровождая каждый ее шаг.
Как Женя и предполагала, Герман, вернувшись в Москву и не обнаружив своей жены, ударился в панику, приехал к Сергею, рассказал, что квартира пустая, какая-то нежилая, что все вещи практически на месте и только в кухне на столе рассыпаны таблетки фенобарбитала… Сергей, ожидавший такой реакции Германа, подтвердил, что и ему, прилетевшему в Москву раньше, тоже не удалось повидаться с Женей и что соседка их, Лариса, сказала, что Жени давно уже нет, что она либо куда-то уехала (но тогда бы она непременно сообщила об этом Ларисе), либо – мужайтесь – она умерла, ушла из жизни по собственной воле. У Ларисы были ключи от квартиры, и последнее, что она видела, это рассыпанные на столе таблетки… Нет, милицию она не вызывала, посчитала, что это не ее дело, тем более что трупа-то нет, то есть Жени нет… Еще она рассказала Герману, что однажды вечером, когда Лариса зашла к Жене, чтобы поработать над рукописью… Какой рукописью? «Как, вы ничего не знаете? Я же написала книгу о вашей жене, Герман… Я не знаю, где вы были и почему не давали о себе знать (конечно, кинооператор, снимающий львов в Африке, – профессия экзотическая, но не до такой же степени, чтобы забывать своих близких!), но ваше долгое отсутствие, как бы это полегче выразиться, убило вашу жену… Она долго болела, знаете ли, а потом все чаще и чаще стала поговаривать о самоубийстве… Так вот, однажды, когда я позвонила в ее дверь и она не открыла, хотя я прекрасно знала, что она должна быть дома, я воспользовалась своими ключами…»
Эту сцену (Герман, слушающий сказку о пропавшей принцессе) Лариса по просьбе Жени пересказывала ей несколько раз, в красках, эмоционально, чуть ли не заламывая руки, и каждым словом, каждым жестом она словно обвиняла Германа, причем искренне. И Женя всякий раз спрашивала ее: как ты думаешь, он поверил, поверил? Но Лариса всякий раз пожимала плечами: откуда мне знать? Может, и поверил, а может, и нет.
Маша, присутствующая при этих разговорах, не находила себе места и едва сдерживалась, чтобы не поговорить с Ларисой откровенно. Она хотела выяснить, действительно ли Лариса верит в затею Жени с балом или же она слепо повинуется ей исключительно как человек, зависящий от Жени материально, из чувства благодарности за изданную книгу. Но всякий раз ее попытка завести разговор заканчивалась неудачей: Лариса всячески избегала оставаться с Машей наедине, словно чувствовала, о чем пойдет речь.
Ее поведение невозможно было объяснить случайностью, поэтому Маше не оставалось ничего другого, как тоже последовать примеру Ларисы и не задавать Жене лишних вопросов. Ну что, собственно говоря, особенного может произойти на этом балу, где столкнутся так называемые враги, обидчики Жени? Да, каждый из приглашенных испытает несколько неприятных, быть может, даже шоковых минут, но не более… Хотя кто-то, быть может, и по-настоящему испугается. Кислова, к примеру. Это Васильева будет с братом и любовником, под их защитой, а риелторша – одна… А дальше? Что или кто может помешать этим гостям, почуяв неладное, покинуть дом? Сесть в свои машины и вернуться в Москву? Герман? Но как? Встанет в дверях и заставит всех оставаться на своих местах? Глупость! Разве что в руке его будет пистолет. Но про пистолет Женя ничего не говорила. Если в ход пойдет пистолет, пусть даже в качестве угрозы, то зачем тогда тратить деньги, снимать дом и устраивать там бал, если можно с пистолетом заявиться к каждому обидчику по отдельности, припугнуть, потребовать возврата денег, картин…
Между тем жизнь в доме, в Прокундине, продолжалась. Малыш, которого назвали Александром, становился удивительным образом похож на своего отца, Германа…
Маша, которой после возвращения мужа было не так-то просто выбираться из дома в Прокундино (она так еще и не решила для себя, посвящать ли Сергея в их с Женей планы или нет), совсем извелась, чувствуя перед мужем свою вину за ложь: ведь он тоже не знал, что Женя жива. Только если раньше по поводу исчезновения супруга волновалась и переживала почерневшая от тоски Женька и Маша всячески старалась поддержать ее, то теперь настала очередь испытать всю горечь одиночества и неизвестности Герману, а Сергею – быть рядом с другом. Единственный источник информации для Германа, Лариса продолжала играть свою роль, продиктованную ей Женей, и вводить его в заблуждение рассказами о том, как писался роман о его жене. Он хотел знать все: как она жила, о чем думала, с кем общалась, надеялась ли на его возвращение… И все ответы на свои вопросы ему услужливо преподносил автор романа «Холодные цветы одиночества». На его главный вопрос – почему автор сохранил настоящие имена и фамилии, не пожелав их изменить, что должно было вызывать недоумение, как он полагал, не только у него, но и у всех тех, о ком идет речь в книге, Лариса несколько растерянно отвечала, что, во-первых, она была уверена, как и Женька, что Германа нет в живых, а во-вторых, при странных обстоятельствах исчезла и сама главная героиня… Так от кого скрываться? Кого бояться? Пусть эта книга будет документальным свидетельством того, как одиночество сломило молодую женщину, как довело ее до последней черты… Пусть эта книга будет в память о Жене…
Так прошел месяц, приближался Новый год…
От усадьбы шли следы. Не так давно кто-то, предположительно та самая мертвая женщина, которая вдруг ожила, пришла в себя, каким-то неимоверным образом перекусила чем бог послал (Герман с Сергеем с ужасом обнаружили исчезновение из холодильника большого куска окорока, клина сыра и бутылки пива), вышла через черный ход из дома и направилась в сторону леса, дороги, трассы, Москвы… Глубокие и довольно-таки свежие следы рябили в глазах и не давали возможности осознать происшедшее. Падал снег, а потому надо было срочно выбираться, следовать за этим фантомом, за этой бессмертной, наделенной нечеловеческой выносливостью дамой, которой стоило только открыть рот, как вся Москва узнает о том, что произошло в усадьбе под Прокундином… Причем она расскажет не только о том, кто убил целую компанию подвыпивших людей, заявившихся в усадьбу на празднование Нового года, но и кто оставался там все то время, что шел снег… Если женщина пришла в себя сразу же после того, как ее завернули и уложили в сарае, на полу, рядом с покойниками, то первое, что она сделала, это вошла через черный ход в дом. В кухне она наверняка выпила спиртного, чтобы согреться, перекусила, чтобы были силы жить дальше, после чего постоянно находилась рядом с Германом и Сергеем, невольно подслушивая все их разговоры, чтобы понять, кто эти люди и какое отношение они имеют к совершенному здесь массовому убийству… И поскольку Сергей довольно часто намекал потерявшему память Герману, что, возможно, это он, Герман, и есть убийца, тем более что у него был мотив – месть за погибшую жену, – то этой самой Ирине Васильевой не было резона объявляться, показываться на глаза своему, по сути, убийце. И уйти из-за снега она тоже не могла. Оставалось ждать. Жить где-то совсем рядом, есть и пить, спать в каком-нибудь темном углу или в шкафу и молить бога о том, чтобы не выдать себя ни единым звуком…