– Я должен тебя покормить, а уже потом поедешь куда захочешь. Ты сама решила ехать с Сергеем?
– Да нет, просто тебя не было. Но мне лучше поехать с тобой… – Белла увидела, как он расплылся в улыбке. – Я серьезно… А что касается еды, то я испекла торт и уже поела.
– Это не еда, пойдем, я привез много вкусных вещей…
Скандинав разогрел в печке утку, поставил на стол блюдо с фруктами.
– Куда поедем?
– На кондитерскую фабрику.
– Вы нашли деньги, которые вам оставил Петр Филиппович? Он сейчас позвонил мне и сказал, что беспокоится за тебя, боится, что ты не нашла конверта…
– Я действительно не нашла никакого конверта…
– Он под подушкой, – покраснел Скандинав.
– Скажи, Вадим, а это правда, что Петр Филиппович давно влюблен в меня? – Она понимала, что задавать такие вопросы телохранителю безнравственно и пошло, но уж больно инфантильно выглядел Скандинав, ее так и подмывало спровоцировать его на какую-нибудь глупость.
– Он увидел тебя первый раз на свадьбе…
– На какой еще свадьбе?
– На твоей. Он нанял фотографа, который фотографировал тебя. Он ездил в Томилинский интернат, наводил о тебе справки. Он влюбился в тебя, Белла. Странно еще, что он так долго ждал. Про такую любовь я читал только в книгах.
– Ты хочешь сказать, что Володарский – романтик?
– Да. Вор и романтик.
Белле показалось, что она ослышалась:
– Что ты сказал?
Скандинав повторил.
– А ты думала, что я такой дурак и ничего не понимаю? Я все понимаю. И все знаю. Просто я большой и смешной. У меня внешность такая. Зато я неординарно мыслю. Это мне еще в школе говорили. И учился я лучше всех. Я Володарского люблю, восхищаюсь им, мне нравится в нем абсолютно все.
– Ты можешь спрогнозировать его дальнейшую жизнь?
– Конечно. Он хочет уехать за границу, но не уедет. У него слишком много планов и обязательств перед людьми. А те деньги, которые он перегнал при помощи Макса в Цюрих, он потратит не на восстановление химического комбината, как того хотели немцы, а на молочный консервный комбинат. Он хитрый, ему надо было избавиться от Вагнера, который насаждает свою политику… Там очень сложные дела, я их понимаю, но мне они неинтересны.
– Скажи, Вадим, это Володарский освободил Снегина?
– Да, он сделал бы это и раньше, но ему мешал Вагнер. Я придумал, как это можно провернуть без осложнений: поднял все «дела» Иванова и сам лично передал их в руки прокурору… Да еще нам помогла фирма «Берлин-Инвест», намеревавшаяся купить большой пакет акций химкомбината…
– А как ты узнал об этой фирме?
– Володарскому доложили… Ему на стол легла бумага, а в ней все предложения представительницы этой фирмы…
– Значит, ее разговор был записан?
– Разумеется.
Белла вспомнила, как сама записывала на диктофон весь разговор с Ольгой Гуровой, не подозревая, что их голоса прослушиваются службой безопасности. Конечно, Эльза Штейнберг собиралась купить такое количество акций, что цена за них не могла не заинтересовать органы.
– Хорошо работаете. Вадим, а почему ты так откровенен со мной?
– Потому что тебе доверяет Володарский. Ты умная, Белла, и даже если очень захочешь, не сделаешь глупость. А Петру Филипповичу как раз и нужна такая женщина. Понимаешь, ты должна тоже стать Володарским.
– Какие странные вещи ты говоришь, Вадим. Я – Белла, он – Петр. Он мужчина, а я женщина. Мы – не одно и то же.
– Вы очень похожи. Я читал твое «дело», которое нам прислали из интерната. И читал заключение вашего психолога.
– Психолога? Ну и что же она там про меня написала?
– Ты – сильный человек. И это, пожалуй, главное.
– Поэтому твой Володарский решил попытаться меня сломать, когда навешивал на меня все убийства, когда его знакомая названивала мне по телефону и представлялась Беллой, когда он увез меня, напичкав снотворным, в Москву? И это ты называешь любовью?
– Будь ты послабее, он взял бы тебя прямо в день твоей свадьбы с Лерманом…
– Какие же вы все странные! Вадим, мы с тобой заболтались. Иди, жди меня в машине, а я сейчас спущусь…
Она нашла в спальне под подушкой конверт с деньгами. Пересчитала их и решила, что для дела, которое она задумала, их должно хватить.
– На кондитерскую фабрику?
– Да…
* * *
Аромат горячей карамели заполнил все прилегающие к кондитерской фабрике улицы.
– Скандинав, ты любишь конфеты? – Они остановились возле ворот, Белла потянула носом и сглотнула слюну.
– Как ты меня назвала?
– Скандинав, а что? Ты же похож на финна… Так ты любишь конфеты?
– Конечно. Я вообще все люблю.
– Тогда пошли.
– А что мы здесь будем делать?
– Для начала узнаем, куда Ямщиков продал арахис и ваниль, а потом, я так думаю, прямиком направимся в редакцию газеты «Губернские вести». А сейчас просто сопровождай меня, и все, хорошо? Говорить буду я, а ты… Ты скорее всего будешь НОСИТЬ…
Скандинав, так ничего и не поняв, вошел вместе с Беллой в здание администрации кондитерской фабрики.
– Девушка, – обратилась Белла к сидящей в окошке девице, обслуживающей, судя по расклеенным вокруг на стенах объявлениям, оптовых покупателей. – Вы не подскажете, где тут поблизости есть пекарня?
Девушка объяснила, что буквально через пару кварталов, налево.
– Мы поедем туда на машине, – сказала Белла. – Поезжай, скорее…
– Мы куда-то опаздываем?
– Вот уж чего не знаю, того не знаю…
Они проехали два квартала, свернули влево и увидели невысокое, выкрашенное в ядовито-желтый цвет строение. Аромат свежего печенья или бисквитов, исходивший от этого здания, смешиваясь с карамельным духом, просто кружил голову.
– Хотела бы я жить поблизости… Просыпаешься и дышишь, дышишь…
Белла направилась прямо в кабинет директора. Скандинав ждал ее у входа.
– Добрый день, – поздоровалась Белла с полной и немолодой уже женщиной в красной пушистой кофте, восседавшей за небольшим письменным столом. Тяжелые золотые серьги с крупными рубинами оттянули мочки ее ушей почти к плечам. Рыжие волнистые волосы, жирно подведенные глаза и крошечный розовый ротик. – Я задам вам всего несколько вопросов и уйду. Но от того, насколько честно вы ответите мне на них, вполне вероятно, зависит ваша жизнь.
– Ничего не понимаю, – заведующая замотала головой, и роскошные серьги повторили ее движение, – какие еще вопросы? Вы кто, собственно, будете? Откуда вы?