Гена только головой покачал. Что тут скажешь…
В доме Марина сразу прошла наверх, в ванную, достала из шкафчика перекись и вату, приложила к кровоточащей губе. Егорка, прибежавший следом, прижался к ней сзади, обняв за талию, и высунул мордашку сбоку:
– Тебе больно?
– Нет, Егор, нормально. Кровь остановилась, скоро все заживет.
– Ты теперь его выгонишь?
– Кого?
– Женю.
Марина развернулась, села на край ванны и притянула Егора к себе, зажала его между колен и серьезно посмотрела в глаза:
– Егор! Я же просила – никогда не зови отца по имени. То, что произошло сегодня, никак тебя не касается. Это мои отношения с папой, ясно?
– Я не хочу, чтобы он тебя бил, – буркнул Егорка.
– Повторяю – это не твое дело. Хотя мне, разумеется, очень приятна твоя защита и забота. Ты у меня настоящий мужчина.
– Я никогда не буду бить свою жену.
– И молодец, – кивнула Марина, целуя его в щеку. – Женщину бить нельзя.
– Тогда почему Женя тебя ударил?
«А-а-а, боже мой! – простонала Коваль про себя. – Ну, не могу же я тебе объяснить, что твоя мама вообще не женщина в том смысле, какой принято вкладывать в это слово? Да и вообще – сегодня вполне за дело…»
– Егор. Давай договоримся с тобой, хорошо? Ты не зовешь папу Женей, а папа больше меня не трогает. Так пойдет?
– Он не сдержит слово, я знаю.
– Егор!
– Мама! – мальчик топнул ногой и уставился ей в лицо исподлобья.
С минуту они смотрели так друг на друга, потом Марина не выдержала и засмеялась:
– Ты еще хуже, чем я! Прекрати так смотреть, я все-таки твоя мама!
Егорка обнял ее за шею и прошептал на ухо:
– Я не буду звать папу Женей, но если он тебя еще раз ударит, я его убью.
Получив шлепок под зад, мальчик фыркнул и выскочил из ванной, уже с лестницы крикнув, что идет к Алеше и Карине, читать книгу. Марина направилась к себе и возле комнаты столкнулась с Никитой. В руках он держал ее темные очки:
– Вот, еле нашел… Они не на балконе, а на террасе были.
– Спасибо. Можешь идти, – забирая у него из рук очки, холодно сказала Коваль.
– Что у вас с губой, Мэриэнн? – заметил телохранитель, задержав ее.
– Не твое дело! – рявкнула Марина. – И если не хочешь, чтобы твоя морда была похожа на пляжный резиновый мяч, советую не попадаться на глаза моему любовнику!
Она вырвалась и ушла наверх, швырнула очки на комод, а сама вышла на балкон, села в кресло-качалку и закурила. Сквозь высокие решетки перил ей хорошо был виден бассейн и площадка, где стояли шезлонги. Марина наблюдала за тем, как беседуют о чем-то Хохол и Гена, как Женька что-то пламенно рассказывает, а охранник внимательно слушает.
Зла на любовника за пощечину она уже не держала – во-первых, это, как ни крути, была ее вина, нечего расслабляться, а во-вторых, случилось не впервые. И последующее развитие событий она тоже знала до мелочей. Несдержанный и вспыльчивый Хохол сейчас переживает и мучается, ему стыдно, что он поднял руку на женщину, как последний отморозок. Дело закончится букетом хризантем, пенной ванной и прочими радостями жизни. Единственный момент, осложнявший все, – Егорка, то, что все произошло на его глазах. Никогда прежде, в любом гневе и в любом взвинченном состоянии Женька не позволял себе при Егоре даже голоса повысить на Марину, а тут… Она понимала, что все это еще и результат пребывания в Бутырке, и последующего «освобождения» – нервы сдали, но объяснить это Егору она вряд ли сумеет. Да и нужно ли это пятилетнему ребенку?
– Вот ты где! – раздался в комнате голос Ветки, и Марина повернулась. – Что произошло? – Виола стремительно выбежала на балкон и, увидев лицо подруги, ахнула: – Ну, ни фига себе! Вот это синяк!
– Что, скула заплывает? – Коваль потрогала пальцами онемевшую левую скулу и удивилась, что почти не чувствует боли.
– Заплывает, – кивнула Ветка, разворачивая лицо подруги к свету. – М-да… Хохол подвесил? Знакомо… За что?
– За твоего поганца Ники! – фыркнула Марина.
Ветка подозрительно посмотрела на нее и усмехнулась:
– Что, дорогая, не хватает острых ощущений? Хочешь нервишки пощекотать себе и Женьке?
Марина покачала головой, не отрывая взгляда от сгорбленных плеч любовника, по-прежнему сидевшего в компании Гены возле бассейна. Она действительно не хотела вызывать ревность Хохла присутствием Никиты. Проверять свои отношения с Женькой ей не было нужды, в его любви она никогда не сомневалась.
– Где дети? – поинтересовалась Ветка, выглядывая во двор.
– С Кариной читают книжку на террасе.
– У тебя температура, кстати, – Ветка пощупала Маринин лоб и заторопилась: – Ну-ка, марш в постель, разгулялась тут!
Почти силой заставив подругу лечь, Ведьма укрыла ее одеялом, сунула под мышку градусник и пошла вниз. В просторной кухне никого не было, и Ветка принялась за приготовление какого-то ей одной ведомого настоя от простуды. По помещению распространился странный травяной запах, в кастрюльке кипела, булькая, коричневатая жидкость. Ветка подумала секунду, отставила сахарницу, которую взяла было в руки. «Ничего, так еще лучше – горькое…»
Перелив отвар в стакан, она понесла его наверх, в комнату Марины. Коваль лежала, прикрыв глаза, обведенные темными кругами, левая скула отливала синевой. «Надо примочку какую-нибудь сделать, – подумала Ветка, опускаясь на край кровати и ставя стакан на тумбочку. – Она ж теперь из дома не выйдет с таким лицом».
Марина открыла глаза:
– Я не сплю, Ветуля, просто глаза прикрыла – солнце…
– Закрыть штору?
– Не надо, пусть… Где Егор?
– Да с няней они, не переживай. На-ка вот, выпей.
– Что это? – недоверчиво понюхав содержимое стакана, спросила Марина.
– Это трава, от простуды. Что, не доверяешь? – усмехнулась Виола.
– Почему? – Коваль сделала глоток, поморщилась, но заставила себя выпить все. – Если я не буду доверять тебе – то кому еще? Просто помню твою привычку разводить меня, как тогда. Ты тоже поила меня какой-то дрянью и жгла кругом свечки со странным запахом. А назавтра Женька так меня высек, что я даже открытое платье не смогла надеть на твою свадьбу. Помнишь?
– Ты этого не рассказывала. Прости…
– За что?
– За все.
Они обнялись и замерли. У Ветки возникло вдруг странное ощущение, словно очень скоро им предстоит расстаться, и вовсе не потому, что Марина улетит в свою Англию…
Ведьма вздрогнула всем телом, попыталась отогнать странные мысли, но они не улетучивались, наоборот – все настойчивее стучали в виски.