Официант вопросительно посмотрел на Шпита, последнее слово должен был сказать он.
Бандит кивнул, свое обещание он помнил.
– И шашлык.
Садко остался сидеть на стуле возле входа за ширмочку. Журналист и Шпит устроились за столиком. Пиво официант принес холодное, бокалы запотели, и конденсат стекал с них на стол.
– Я слушаю.
Толя Козлов проглотил обжигающе ледяное пиво.
– Сегодня одного человека убили в зале для игральных автоматов.
Толя расплылся в улыбке.
– Не одного, а целых двух. Он выбросил указательный и средний пальцы левой руки в виде буквы V.
– Второй был мент, – холодно добавил Шпит, – а потому за человека не считается.
– Для тебя не считается. Для журналиста – труп, он и есть труп. На нем можно деньги заработать, статейку написать. Да не в одну газету. Я об этом убийстве в нашу газету написал и еще по Интернету в парочку московских скинул. Где-нибудь да обломится. Они больше платят.
– Твои проблемы, мародер несчастный. Если бы я хотел последние новости почитать, то газетку бы купил или телевизор посмотрел. Мне нужно знать точно, за что его убили?
– Как это “за что”?! – возмутился Козлов. – Он же мента завалил.
– Непонятливый ты, хоть и журналюга. Менты-то чего к нему прицепились?
– Сложный вопрос, сам бы хотел на него получить ответ.
– Ты знаешь, но молчишь…
Козлов еще попил пивка, глянул на жидкость, оставшуюся на дне бокала.
– Жарко сегодня, пить хочется.
– Получишь ты и второй бокал, не вымогай по мелочам.
– Деньги при нем фальшивые были.
– Точно фальшивые?
– Сотня баксов. Отлично сделанная фальшивая купюра. Все менты на ушах стоят.
– Ошибки быть не может? – напрягся Шпит.
– За что купил, за то и продаю.
– Дорого купил? – усмехнулся бандит.
– У меня с милицией свои счеты. Мы неденьгами рассчитываемся. Информация дорогого стоит.
– Откуда взялись фальшивые деньги?!
– Кто ж его знает? – осклабился Козлов, принимая из рук официанта новый бокал с пивом и жадно делая глоток.
Журналист поперхнулся, закашлялся.
– Не жадничай, – проворчал Шпит.
– Жарко, пить хочется. Деньги – сто пудов – фальшивые. То-то сейчас в городе паника начнется.
– Тебе паника только на руку, станешь слухи в своей газетенке подогревать. На том и гонорарного бабла немножко скосишь.
– Да уж. Я со всяких слухов кормлюсь: и с хороших, и с плохих. Главное, уметь объем статейки раздуть. Можно было бы и одной фразой обойтись, но статья объема требует.
Тонкости журналисткой работы Козлова Шпита не интересовали. Сам он жил с другого и еще минуту тому назад считал себя обладателем миллионов. А теперь оказывалось: деньги фальшивые. Надежда еще теплилась в его душе. Вдруг купюра, на которой попался Давид, исключение, а остальные деньги настоящие?
– Ешь, пей, – сказал Шпит, поднимаясь из-за стола и осторожно похлопывая кашляющего журналиста по спине. – Узнаешь что новое, звони. Я для тебя свободен в любое время дня и ночи.
– Тебе-то это зачем? – полюбопытствовал Козлов.
Шпит умел не выдавать собственных чувств.
– Прослышал я, что деньги фальшивые по городу ходят. Со мной, как ты понимаешь, клиенты мелкими купюрами не рассчитываются.
Козлов почесал за ухом. Одна бумажка, казалось бы, – ерунда! Но сколько из-за нее неприятностей."
Шпит сел в машину, передернул плечами.
– Ну как? – поинтересовался Садко.
– Хреново. По-моему, мы все вляпались.
– Это уж точно! Куда теперь?
– Домой.
Ни Садко, ни Лебедь никогда раньше не видели Шпита таким мрачным.
– И что теперь делать? – Лебедь сидел, опустив голову так низко, что она практически болталась у него между колен.
– Что делать, что делать? – передразнил Шпит. – Безвыходных ситуаций не существует. Кому-то же эти деньги принадлежат. И спросят за них с нас на всю мазуту. За фальшивые спросят больше, чем за настоящие.
Шпита от волнения бросило в краску. Он побагровел, только кончик носа оставался бледным.
– Подстава, – тихо произнес он, – натуральная подстава.
– Сами подставились, – напомнил Лебедь.
– Да, Давид ничего не знал. Теперь разборок не миновать.
– И будут они не в нашу пользу. Чувствую, черные эту непонятку замутили.
Черными Лебедь называл всех кавказцев.
– Мы первыми начали, – вздохнул Шпит. – Это только в шахматах бывает, что белые начинают и выигрывают.
Он прикрыл глаза, мысленно раскладывая по полочкам известные ему факты. Картина получалась неприглядная. “Давида рано или поздно опознают. То, что я имел дела с Давидом, большой тайной в городе не было. Менты, если захотят, высчитают."
Самым страшным для Шпита было то, что он не понимал механики происходящего. Значит, не мог действовать адекватно ситуации.
«Почему вместо русских денег оказались доллары? Почему доллары фальшивые? Кому они предназначались? Голова пухнет.»
А времени на раздумывание оставалось все меньше и меньше.
– Ни хрена не понимаю, – сказал Садко, – уже дым из головы валит, а стройной картины не получается.
– У меня тоже голова пухнет, – сказал Шпит, – но я хотя бы знаю, что нужно сделать в первую очередь.
– Что? – Лебедь рванулся вперед. Самым тягостным для него было бездействовать, когда опасность подкрадывается со всех сторон.
– Toco, – коротко проговорил Шпит и посмотрел на своих подручных.
– Я тоже о нем подумал, – отозвался Садко. Шпит загибал один за другим пальцы.
– Во-первых, его наверняка привлекут к опознанию Давида, во-вторых, Тосо будет первым, за кого возьмутся, лишь только начнут раскручивать ограбление банковского фургона.
– Понял, не дурак, – кивнул Садко.
– И сделать это надо очень быстро, прямо сейчас, – кивнул Шпит, – не откладывая.
* * *
Диспетчер автотранспортной службы аэропорта Тосо, как всегда, сидел в шашлычной. На столике покоилась трубка радиотелефона. Грузин рассматривал девушек, проходивших по улице, и неизменно цокал языком, если девушка соответствовала его представлениям о женской красоте.
Худых он не любил, толстых тоже, предпочитал в меру упитанных. Его глаза сделались маслянистыми, “Какая, к черту, киноэротика, какая, к черту, фотопорнография! – шептал Toco. – Выходи на улицу, садись и смотри. Такое добро и без охраны ходит, бери голыми руками."