– Как получится, – равнодушно заметил Дорогин и добавил:
– Не в твоем положении ставить условия.
– Ты специально сказал мне, кто ты такой? Дорогин кивнул.
– Разумеется. И, как видишь, не ошибся. Теперь я знаю твоих сообщников.
– Они не сообщники, – хрипло выдохнул Анатолий. – Это бандиты. Я ничего не мог сделать, они меня заставили.
– Я не священник, даже не мент, чтобы ты передо мной оправдывался. Главное, не намерения, а дела. Какого черта я им понадобился?
Козлов прикрыл глаза, подумал: “Если буду врать, он меня здесь и прикончит. Хотя нет, он не похож на убийцу, который убивает всех без разбору”.
В своей жизни журналисту пришлось повидать много. Он хорошо понимал людей. “Он способен убить, – подумал Анатолий, – но только в случае самообороны или мести. Лучше мне отмежеваться от Шпита."
– Я скажу тебе правду, все, что знаю.
– Ты должен сказать больше.
– Не понял…
– Ты, как журналист, владеешь информацией и наверняка делал кое-какие сопоставления. Они-то мне и нужны, потому что самому мотаться по городу и узнавать все по крупицам нет времени, – и Дорогин демонстративно посмотрел на часы.
– Я в пятнадцать минут уложусь, – забормотал Козлов и попытался подняться.
– Осторожнее, с обрыва свалишься, – предупредил Дорогин, хватая журналиста за рубашку.
И вовремя: еще немного и Козлов рухнул бы с высокого обрыва на гальку пляжа. Разбиться бы не разбился, но кости поломал бы.
– Спасибо, – машинально ответил Козлов.
– Не стоит благодарности.
Эти две автоматически брошенные фразы довершили дело. Теперь и Анатолий полностью доверял Дорогину. И Сергей готов был поверить в то, что услышит.
– Шпит – отпетый головорез, и его подручные – Садко с Лебедем тоже.
– Мне показалось, они твои друзья?
– Он важный человек в городе, и я не могу с ним не считаться, если он чего-то требует, приходится выполнять.
– Это лирика, – напомнил Дорогин.
– Когда выловили автодиспетчера из аэропорта, я сразу понял: это почерк Шпита. Диспетчер сдал информацию о том, что в Сочи прибудут деньги и их повезут в Абхазию. Вот и поплатился за это жизнью – утопили.
– Кто такой диспетчер?
Козлов улыбнулся. Он вновь почувствовал себя в своей тарелке – человеком, которому известно многое.
– Это интересная семейка. Пятеро братьев, все раньше жили в Новом Афоне. Самый знаменитый из них – старший. В восьмидесятых годах он убил жену и ее любовника, отрезал головы и где-то повесил их сушить. Так и не рассказал милиции, куда девал головы. Отсидел свой срок, вышел и поселился в горах, возле Нового Афона. Головы теперь у него стоят прямо в доме. С тех пор он ни с кем не контактирует, только с братьями.
– Да уж, тут земля обетованная, – пробормотал Дорогин.
– Вы не подумайте, он, по местным понятиям, уважаемый человек. Не каждый способен на такой подвиг. Его, несмотря на то, что он грузин, абхазы не тронули. А остальные братья подались кто куда: один – в автодиспетчеры, другие – в партизаны. Я как-то материал об их семейке в газету написал, потому и знаю их историю. Ее в Новом Афоне все друг другу пересказывают.
– Неужели диспетчер верил в то, что Шпит оставит его в живых? Козлов ухмыльнулся.
– Нет, все не так было. Хотя, возможно, я и ошибаюсь. До сих пор никто не может опознать мужчину, сдававшего фальшивую сотню и застрелившего милиционера. Странная история, согласитесь. Или, может быть, вы о ней ничего не знаете?
– Слышал.
– Его зовут Давид. Он младший брат автодиспетчера. Я в морг зашел, переговорил с судмедэкспертом. Он мне кое-что рассказал. Говорит, что мужчина этот довольно часто стреляет из АК: следы пороха сохранились даже в постиранной одежде, мозоль на пальце, синяк на плече. В Сочи и Адлере бандиты из АК не стреляют. Тут давно весь бизнес попилен, поделен. Если и случаются разборки, то лишь с пистолетами и ножами, или бомбу втихаря подложат. Автомат для города – шумное оружие… С виду мужчина – грузин, я присмотрелся к нему, вспомнил: раньше я его в Новом Афоне видел, когда материал о засушенных головах писал. Давид его зовут, он младший брат автодиспетчера.
– Вспомнил и никому не сказал?
– Зачем?! Если бы спросили, я, может, и сказал бы. Тебе же рассказываю.
– Гнусный вы народец, журналисты.
– Профессия обязывает, тут уж ничего не поделаешь, при всем моем расположении.
Козлов и сам не понимал, какую ценную информацию подбросил Дорогину. Теперь все становилось на свои места. Теперь Муму сообразил, откуда взялась фальшивая сотня, за которую Давид поплатился жизнью.
– Из какого банка пришли деньги? Ты в статье об этом писал, – спросил Дорогин.
– Из московского. “Золотой червонец” называется. Банк ничем особенным не примечательный, если не считать того, что выстоял в дефолт.
Дорогин поднялся, отряхнул колени от налипшего песка.
– Свободен, – он хлопнул Козлова по плечу.
– В самом деле? – не поверил в удачу Анатолий.
– Свободен, но от тебя требуется небольшая услуга. Если выполнишь, то жить останешься. Нет – пеняй на себя, журналист…
Козлов поднялся, распрямил плечи, взглянул в бездонное небо, вдохнул полные легкие свежего морского воздуха и почувствовал, как нестерпимо ему хочется жить. Конечно, человеку хочется жить всегда, но иногда это ощущается особенно остро. Шум ветра в кронах кипарисов, слабое мерцание звезд, шелест прибоя… Решительно не хотелось уходить из этого мира.
– Черт с тобой! Я согласен. Если, конечно, никого убивать не придется.
– Ты сейчас домой или в редакцию? Впрочем, меня это уже не интересует. Дойдешь до ближайшего автомата и позвонишь Шпиту.
Козлов напрягся. Играть в прятки с бандитом значило рисковать головой.
– Что я ему должен сказать?
– Можешь рассказать ему правду. Скажешь, что я тебя выследил, избил, заставил говорить…
Козлов недоверчиво покосился на Муму.
– По-моему, нам обоим лучше молчать об этом. Ради безопасности.
– Нет, здесь решаю я. Скажешь все, как было. Только, конечно, не по телефону. Заставь Шпита приехать к тебе, притворись взволнованным.
– Мне и притворяться не надо, – произнес Козлов дрогнувшим голосом.
– Только ты свои догадки ему не высказывай, понял? Если сделаешь так, все будет хорошо.
– А если потом Шпит решит разобраться со мной?
– Думаю, он уже ни к кому претензий иметь не будет, – ухмыльнулся Дорогин.