– Было дело, – вспомнил Куницын.

Это происшествие не являлось для Ельска чем-то из ряда вон выходящим, но все же оно припомнилось как нельзя кстати, ибо вмиг прояснило запутанную ситуацию.

– Теперь он решил отыграться. Они, пидары, наших не любят.

– Надо майору сказать, – неуверенно предложил сержант Куницын.

– Грушин – мужик свой, но он командир. Он обязан будет следователям доложить, а мы можем с Леонардом и сами разобраться. Припрем к стенке, он вмиг и расколется.

– Такие уроды следователей не боятся, те мягкие, особенно из ФСБ.

Прошкин, возвращаясь от Маши, придумал, как ему казалось, беспроигрышный план. Поскольку же у его товарищей готового плана не было, то к действию приняли его.

Глава 11

Вечером пятеро спецназовцев вновь заступали на блокпост. Получили экипировку, автоматы, боеприпасы, загрузились в «Урал». Куницын устроился в кабине рядом с молодым шофером – рядовым автотранспортного взвода.

Когда грузовик выехал в город, Куницын тронул водителя за плечо:

– Слышь, время еще есть, в одно место заскочить надо, возле площади России.

– Водяры на дежурство с собой решили взять?

Ночь, она длинная… – осклабился водитель.

– Будь человеком, отклонись от маршрута, – попросил Куницын.

– Что ж, можно, хоть это и запрещено.

«Урал» свернул налево. Прошкин, сидевший с товарищами в кузове, победно вскинул большой палец правой руки, мол, получилось, готовьтесь, мужики.

Куницын прерывисто задышал, когда сквозь лобовое стекло увидел горевшие окна дома Леонарда и серый «Ситроен», стоявший вплотную к забору.

– Урод дома! – пробормотал он.

Ничего не подозревавший водитель притормозил.

– Пять минут – и едем, – бросил ему Куницын, открывая дверцу.

Тем временем четверо спецназовцев с оружием в руках уже спрыгнули на землю. Калитка оказалась незакрытой. Куницын махнул рукой, и все пятеро пробрались во двор.

– Говорить с ним буду я, – предупредил Прошкин и что было силы ударил ногой чуть повыше замка входную дверь. Та, хоть и не была заперта, треснула пополам. Отскочившая дверная ручка запрыгала по полу. – Ни с места! Стоять! – закричал Прошкин, с автоматом наперевес врываясь в гостиную.

Леонард в махровом вишневого цвета халате, из-под которого торчали тонкие тщательно выбритые ноги, сидел в глубоком кресле перед телевизором. В ногах у него – молодой парень с выкрашенными в желтый цвет волосами. Оба недавно выбрались из-под душа, распаренные, разомлевшие и счастливые. Леонарду показалось, что он видит дурной сон: пятеро ОМОНовцев в бронежилетах с автоматами оказались у него в гостиной…

– Встать, петух! Мордой к стене!

Не дожидаясь, пока Леонард и его любовник исполнят приказание, ОМОНовцы подтащили их к стене, сорвали халаты. Коммерсант и его друг стояли голые, широко расставив ноги и упираясь руками в стену. Они дрожали от страха и лишь жалобно вопрошали:

– Мужики, вы что?

– Пидар мокрый! – хрипел в самое ухо Леонарду Куницын. – Где винтовка?

– Вы с ума сошли! Оружия в доме нет.

– Где оно? – рявкнул Прошкин, ударяя Леонарда ребром ладони по печени.

Этого ему показалось мало, и он тут же локтем заехал Леонарду в позвоночник. Самым большим желанием спецназовцев было прикончить Леонарда на месте, но прежде стоило выяснить, где снайперская винтовка. Вдруг этот урод продал ее какому-нибудь психу? Только это удерживало спецназовцев от скорой расправы.

Леонарду в кровь разбили лицо. Даже если бы он захотел говорить, ему не давали это сделать.

Он уже не мог стоять на ногах. Ему сковали руки за спиной и бросили на пол. Так он и лежал – голый, мокрый, перепачканный кровью и собственной блевотиной. Его любовнику досталось меньше, про того почти сразу забыли, лишь только он от страха упал на пол. Мальчишка отполз в угол, сидел и плакал.

Леонард с трудом открыл глаза. Кровь текла из разбитой брови, губы распухли. Что-что, а вести допрос с пристрастием спецназовцы умели.

Они при желании могли добиться любого признания, самого нужного и самого невероятного. Захоти они сейчас, чтобы Леонард признался, что убил и изнасиловал покойных родителей, коммерсант с готовностью подтвердил бы это.

– Значит так, педрила, – подняв коммерсанта за волосы, Прошкин заглянул ему в глаза, залитые кровью, – я буду считать до трех. Если на счет «три» я не услышу вразумительного ответа, буду бить тебя педрильской рожей о землю, – Прошкина не интересовало, что в гостиной плиточный пол. – Буду бить до тех пор, пока она не превратится в блин. Но и тогда ты не сдохнешь.

Сдохнешь, когда этого захотим мы. Сломаем тебе пальцы, оторвем яйца, в задницу засунем бутылку шампанского вместе с пробкой и станиолем.

Потрясем ее, и она взорвется. Ты получишь такой кайф, педрила, какого не испытывал никогда в жизни.

– Что я должен сказать? – понимая, что слова спецназовца, угрюмого и наглого, не пустая угроза, прошептал Леонард.

– Где винтовка? – прямо в ухо крикнул ему Прошкин. – Винтовка где? Раз…

Шофер уже беспокоился. Он-то думал, что Куницын мирно сбегает за водкой и ребята, не теряя времени, поедут на блокпост. Дом же Леонарда ходил ходуном. Шофер заглянул в кузов, подтянувшись на руках. Под брезентом никого не оказалось. «Куда это они все? В очередь все выстроились, что ли? По одной бутылке на руки дают или как? Наверное, без денег решили „водяру“ взять. Совсем в долбанной Чечне с ума посходили!»

Шофер поднял капот, забрался в машину, открыл дверцу, ноги поставил на ступеньку и закурил, наблюдая за пылающими электрическим светом окнами.

– Два! – в ухо Леонарду крикнул Прошкин.

– Здесь, здесь винтовка, – прошептал Леонард.

– Вот видишь, и признался. Память к тебе, ублюдок, быстро вернулась. Показывай винтовку, из которой ребят уложил!

И тут Леонарду сделалось плохо. До него дошло, чего добиваются эти мрачные, страшные люди. Он никогда не скрывал, что у него есть винтовка, но и не особенно афишировал этот факт. Иногда с каким-нибудь очередным своим дружком выезжал за город, в лес, на полянку, и там, чтобы продемонстрировать свою мужественность, облачившись в камуфляж и майку в облипку, стрелял из снайперской винтовки по воронам, иногда – в ствол дерева. Его малолетних приятелей подобные выходки Леонарда приводили в трепет и умиление. Леонард знал это и пользовался снайперской винтовкой как отмычкой к сердцам юных педиков.

– Она в доме.

– Где?

– Я никого не убивал, никого!