– Значит, так, – говорил Крымов с неменяющимся выражением лица, – Таня Орешина, восемнадцать лет, вышла из дома четырнадцатого июля и не вернулась. Сказала, что поедет по магазинам… Никто из подружек ее не видел. Вот здесь я записал, во что она была одета, приметы, здесь же в папке фотографии и все необходимые данные… Займитесь, Юля. Если у вас есть какие-то вопросы к матери Тани, Галине Викторовне, можете пройти в ваш кабинет и поговорить…
Галина Викторовна после этих слов вскочила с кресла как ужаленная и, понимая, что разговор с Крымовым окончен, пошла, спотыкаясь на непослушных от волнения ногах, за Юлей.
– Девушка, вас, кажется, Юлей зовут? – обратилась Орешина к Юле, когда они оказались в кабинете, на двери которой поблескивала медью табличка «Земцова Ю. А.». – Умоляю вас, помогите мне найти Танечку… Она у нас единственная дочь… Она не могла, понимаете, не могла не позвонить и не сказать, что задержится или что-нибудь в этом духе… Я обежала всех ее подружек – ее никто в этот день не видел. Вы понимаете, она у нас весь год болела, запустила учебу, и поэтому мы решили, что она в этом году поступать не будет…
– Во сколько же лет она пошла в школу?
– С восьми мы ее отдали. Понимаете, у нее больные почки… – голос Орешиной дрожал, а из глаз непрестанно лились слезы, – и еще куча всяких болезней… Хотя внешне она выглядит вполне здоровой. Мы ее постоянно лечим, возим на море… Вот, посмотрите… – Галина Викторовна вытряхнула непослушными руками из синей папки несколько фотографий, с которых на Юлю взглянуло совсем юное создание, черноволосое, худенькое, с одухотворенным милым личиком и беззаботной улыбкой.
– Какая чудесная улыбка… – Юля сразу же сунула одну фотографию себе в стол, чтобы потом отдать на размножение Щукиной.
– Да, у нее хорошая улыбка… Она никогда не чувствует себя больной, все смеется, шутит… Она, конечно, наивная, чего уж там… Но знает, что мужчинам верить нельзя… Это я к тому, что если вдруг… – И она снова заплакала.
– Главное сейчас для меня – список ее подружек и возможность осмотреть ее комнату. И, если вас не затруднит, опишите мне еще раз вы, лично, во что она была одета.
– Хорошо… – Орешина шумно высморкалась и попыталась собраться с мыслями. – На ней четырнадцатого июля были светлые такие… кремового цвета шорты, красная маечка без рукавов и коричневые итальянские сандалии. На шее – цепочка… золотая, с кулоном в форме сердечка и крохотным рубином посередине. Еще она была в очках, таких дорогих, солнцезащитных… Они очень ей шли… – Женщина вновь закрыла лицо руками, и Юля подумала, что материнское сердце подсказывает ей, что с дочерью случилась беда.
– Скажите, Таня – девочка контактная? Общительная?
– Обыкновенная. В транспорте с посторонними вряд ли заговорит, а вот с подружками может говорить часами…
– Во сколько она вышла из дома?
– Да утром! В десять часов, она хотела пройтись по магазинам и купить себе пляжную шляпу и тапочки…
Юля задавала ей вопросы довольно долго, пока не поняла: все, что только можно было спросить у несчастной матери, уже спросила. Оставалось одно – действовать: опрашивать подружек Тани, обойти все центральные магазины города, в которых Таня предпочитала делать покупки, а вечером зайти к Орешиным домой и осмотреть комнату девочки.
Когда Орешина выходила из кабинета, Юле показалось, что та стала еще меньше ростом, ну просто девочка со спины… Таня же, ее дочь, была довольно высокой, хотя и хрупкой.
Когда Юля вернулась в приемную, Надя выглядела уже более спокойной, она деловито резала ветчину для бутербродов.
– Я вижу, тебе полегчало? А меня вот загрузили работой. Угостишь бутербродиком?
– Если не боишься испортить свою шикарную фигуру – пожалуйста.
– Нет, не боюсь… Тем более что не вижу на горизонте мужчину, ради которого стоило бы лишать себя радостей жизни.
– Ну и правильно. С чего начнешь? – Надя уже имела в виду работу.
– Понимаешь, в чем дело… Я только что, можно сказать, приехала, отсутствовала целый месяц. Для начала, как мне думается, стоит встретиться с Сазоновым, угостить его холодным пивком и расспросить, какова обстановка в городе в целом… Ты меня понимаешь?
– Да ты меня спроси – я тебе много чего расскажу… Я же в отличие от некоторых газеты читаю. Кроме того, у меня любовник – судмедэксперт, который каждый день потрошит молоденьких девушек… Вот уж действительно кто Джек-Потрошитель…
– Ты ему позвони, предупреди о моем возможном приходе, а я сначала навещу все-таки Сазонова. Крымов, кстати, где?
– Не знаю, умчался куда-то на машине.
– А ты не знаешь, он деньги с Орешиной взял?
– Как не взять. Они ему сейчас по горло нужны – сегодня какое число?
– Семнадцатое, а что?
– А то, что пора платить за аренду, свет… короче, платить по счетам… Юля, у меня к тебе будет просьба…
– Слушаю тебя, Надя, – отвечала Юля с набитым ртом и улыбаясь, уже заранее зная, о чем ее попросит Щукина. – Хочешь попросить меня не спаивать твоего Чайкина? Пожалуйста, но тогда подскажи, что ему, кроме водки и «Таллинской» колбасы, принести?
– Да ничего не неси, он тебе и так все расскажет как на духу…
– Считай, что уговорила. Тем более – экономия-то какая…
И, только выходя из агентства, она вспомнила, что никому не сказала о новом клиенте, об Олеге Шонине, и тех деньгах, которые он ей дал. И, главное, о том условии, которое он ей поставил. «Частное расследование… Не очень-то развернешься при Крымове и его финансовой политике…»
Сазонов, вытирая большим клетчатым платком свою яйцеобразную голову, покрытую слипшимися от пота светлыми редкими волосенками, встретил Земцову громким похлопыванием ладонями, что означало: входи, я тебе жутко рад. Настроение Петра Васильевича менялось по сто раз за сутки, а потому у Юли от сердца отлегло, когда она поняла, что застала старшего инспектора уголовного розыска в хорошем расположении духа.
– Я знаю, что вы на работе не пьете, но здесь за углом продают ледяную «Балтику»… – С этими словами Юля достала из пакета две запотевшие коричневые, с позолоченными ярлыками, бутылки с пивом и поставила их прямо перед разморенным от жары Сазоновым.
– Я не пью, это верно, но в такую жару отказаться от холодненького пивка – преступление, честное слово… – И не прошло минуты, как он, достав из ящика стола ключ, открыл обе бутылки и с наслаждением опустошил их. После чего вытер пену с губ, шумно и с удовольствием выдохнул и откинулся на спинку стула. – Ну ублажила так ублажила… Ты ко мне по делу или просто так, навестить старика?
– Не прибедняйтесь. Тоже мне – в старики записались… Что же касается моего прихода – и по делу, и не по делу. Просто давно дома не была, хотела узнать, что здесь происходит и не знаете ли вы причину плохого настроения Крымова…