– Нет, Надя Щукина, наша сотрудница.
– А где же та крутая барышня, которая чуть не скрутила меня в «Заре»?
– Юля Земцова? А она… пропала, ее нет уже несколько дней…
Вера внимательно посмотрела на Шубина, пытаясь определить, насколько серьезно то, что он сказал.
– Как вы сказали? Пропала?
– Ее машина оказалась в овраге, она взорвалась. Но Юли в машине не было, слава богу…
– Бедняжка… Что же с ней случилось? Жива ли она?
– Я бы и сам многое отдал за то, чтобы увидеть ее… Но она не звонит… значит, не может…
* * *
Крымов вот уже больше трех часов занимался уборкой своей квартиры: выносил мусор в огромных пластиковых пакетах – пустые банки из-под пива, консервов, молока… Он едва не выбросил в запале и всю накопившуюся за эту сумасшедшую неделю грязную посуду, но все же удержался, стал складывать посуду в раковину…
Между тем в гостиной прокручивались, то и дело меняясь, видеокассеты, которые Крылов прихватил с собой из квартиры Боксера. Включив громкость на полную мощность, он внимательно прислушивался к доносящимся из гостиной звукам, но пока что ничего интересного не услышал. В основном – боевики, порнуха и глупейшие американские комедии.
И все же терпение его было вознаграждено. Стоя у раковины, он вдруг услышал женский смех, но не актерский, а настоящий, заразительный…
Крымов – как был, в фартуке, с руками в пене по локоть, – влетел в комнату и увидел на экране любительские кадры, сделанные на природе… И женский смех, льющийся откуда-то издалека, становился громче по мере приближения к кустам камеры… И вот наконец появилась девушка, высокая, стройная, с длинными волосами и раскосыми глазами. И хохочущая во все горло… Она была совершенно голая и позировала невидимому оператору с явным удовольствием, принимая самые смелые позы…
Между тем за кадром шел разговор, оператор задавал девушке вопросы, суть которых сводилась к тому, как она занималась любовью с каким-то Злобиным; причем отвечала она тому, кто задавал вопросы, предельно откровенно, перемежая нормальную речь матом и продолжая хохотать…
Эту девушку звали Лена Еванжелиста.
* * *
Когда Юля вернулась в комнату, Стеллы там уже не было. В воздухе запахло предательством, подлостью, мерзостью…
Она зашла в ванную и заперлась. Разделась и улеглась в ванну, наполнявшуюся теплой водой. Мысль о том, что ее сейчас пытался изнасиловать, почти что изнасиловал теперь уже мертвый мужчина, вызвала приступ тошноты, и она едва успела добежать до унитаза – ее вырвало. Это нервы, решила Юля. Собрав в кулак всю волю, она попыталась не думать о том, что произошло в коридоре… А ведь она лишила жизни человека, она убийца… Знала Юля также и то, что охранник – только первая ее жертва… Если Стелла – подставное лицо, значит, Боксер уже знает, что она, Юля, вооружена кастетом и пистолетом…
Юля вновь выбралась из ванны и побежала в комнату, чтобы проверить, на месте ли пистолет, который она оставила под подушкой. И страшно удивилась, обнаружив его под подушкой. Причем пистолет был заряжен!
Что это? Провокация?
Она вернулась в ванну и принялась намыливать свое оскверненное тело. Мысли вновь и вновь возвращались к предательству Стеллы. Теперь она, наверно, лежит в постели со своим любимым Боксером и ублажает его, как и прежде… И они вместе смеются над Юлей и готовят для нее очередное испытание! Но что же это за испытание? И что это за прожектора, которые будут направлены на нее? Прилюдное убийство? А может, на нее спустят собак?
Какие только мысли не приходили ей в голову, одна страшнее другой…
Выйдя из ванной, она привела себя в порядок перед зеркалом, надела чистое белье и шорты, которые предназначались для Стеллы, и ее майку, затем сунула в карман кастет, нож и пистолет и села у окна в ожидании гостьи с косой. Смерть – какое неприятное и вместе с тем конкретное слово… И если она явится, эта гостья, то все остальное потеряет значение.
Смерть могла прийти в обличье Боксера, Стеллы или кого-либо из охранников. Но прошло несколько часов, а никто не появлялся. Правда, принесли обед, как всегда сытный и калорийный. Он показался… до неприличия аппетитным. Юля даже не притронулась к нему. Но спустя пять минут охранник, который вкатил столик, вернулся. Заметив, что обед не тронут, он проговорил бесцветным голосом:
– Не усложняй себе жизнь. – И снова исчез.
«Все они на одно лицо и на один голос, – подумала Юля, принимаясь за куриную лапшу и чувствуя, как желудок ее, несмотря ни на что, вполне нормально принимает пищу. – Ну и пусть, хоть наемся перед смертью…»
Остальные три дня тянулись бесконечно долго. И самое удивительное: уже к вечеру того дня, когда был убит охранник, Юля видела собственными глазами из окна своей комнаты, как его тело вынесли и положили на крыльцо, после чего подъехавшая машина увезла труп в неизвестном направлении. Боксер, несомненно, знал, чьих рук это дело, но появляться перед Юлей не собирался. И к себе не вызывал.
Видела Юля и плавающую в бассейне Стеллу, но ей в это время было запрещено выходить из комнаты.
Что-то зрело, что-то готовилось, и становилось невыносимо душно при мысли о том, что она видит эти деревья и траву, цветы, солнце и небо в последний раз…
А еще она злилась на Крымова, который своими «золотыми» мозгами так ничего и не придумал, чтобы найти ее и спасти.
30 июля, в десять часов утра, позавтракав и выпив по настоянию охранника какую-то гадость, которую он назвал «витаминами», Юля вышла из своей комнаты, и первым человеком, которого она увидела, была Стелла. Она шла, сопровождаемая охранником. Они встретились на верху лестницы, ведущей к просторному холлу, и каждая взглядом дала понять, чего стоит другая. После чего спокойно, стараясь не задеть друг друга, спустились вниз и вышли на крыльцо, где их встретил одетый во все черное Боксер.
– Доброе утро, девочки, – поприветствовал он их кивком головы и насмешливой улыбкой. – Поехали, мои хорошие, пора…
Они сели в подъехавшую «Газель» с зашторенными окнами, где на них сразу же надели наручники.
Утром Юле принесли ее одежду, ту самую, в которой она была, когда ее схватили на дороге, – белую кружевную блузку и короткую черную юбку. И еще испанские сабо, плетеные, удобные, не то что чужие тапочки из парусины, которые она носила, находясь в плену. Надевая все это, она действовала как механическая заводная кукла, потому что чувствовать что-либо или думать была уже не в силах: проснувшись, Юля не нашла в комнате ни кастета, ни ножа, ни пистолета…
* * *
30 июля чуть свет Крымов с Шубиным уже были на месте. В четыре часа утра в ворота заброшенного старого ипподрома въехал огромный фургон, в который поместились бы несколько автобусов, – эдакая сверкающая мощная игрушка, покрытая красным глянцем и расписанная белыми стильными надписями «Pepsi-Cola». Из фургона вышли разодетые в красно-белую форменную «пепси-кольную» одежду молодые ребята, которые хорошо отработанными движениями начали выгружать из фургона огромные тюки, ящики, контейнеры. Все это вносилось в конюшню, расположенную в самой дальней части ипподрома.