Просматривая папки с рекламными материалами, я вдруг понимаю, что держу голову немного выше обычного, словно на уроках по сценическому мастерству. Украдкой оглядываю офис и вижу, что все сидят так же неестественно прямо. До появления Харпера Артемис болтала по телефону с матерью, зато теперь напялила очки в роговой оправе и деловито стучит по клавиатуре, иногда останавливаясь, чтобы улыбнуться, глядя на экран с гордым видом, что должно означать: «Ну и гений же я!»
Ник читал спортивный раздел в «Телеграф», а сейчас, сосредоточенно хмурясь, изучает какие-то разрисованные графиками документы.
— Эмма, — говорит Артемис приторно-сладким голоском, — ты нашла брошюру, о которой я спрашивала? Не то чтобы это так уж срочно…
— Нашла, — отвечаю я, отъезжаю от стола, встаю и иду к ней, стараясь держаться как можно более естественно. Но Господи, это все равно что попасть на телевидение или что-то в этом роде. Улыбка приклеена к лицу, ноги не сгибаются, и в душе крепнет холодящее кровь убеждение, что я неожиданно могу заорать «Мотор!» или что-то в этом роде.
— Вот, возьми. — Я осторожно кладу брошюру на стол.
— Дай тебе Бог здоровья! — неожиданно выпаливает Артемис. Глаза ее сверкают, и я понимаю, что она тоже играет.
Дальше начинаются совсем уж чудеса. Она кладет свою руку на мою и дарит мне теплейшую улыбку.
— Просто не знаю, Эмма, что бы мы делали без тебя!
— Всегда рада помочь, — отвечаю я в тон. — В любое время.
Черт, думаю я, возвращаясь. Следовало бы ответить как-то поумнее. Например: «Взаимодействие — залог успеха любого проекта».
О'кей, не важно. У меня еще есть время произвести впечатление на Харпера.
Я с небрежным видом поворачиваюсь к компьютеру, открываю документ и начинаю печатать, стараясь побыстрее нажимать на клавиши, расправив плечи и не забывая об осанке. В офисе никогда еще не было так тихо. Все барабанят по клавишам, никто не болтает. Совсем как на экзамене. Нога ужасно зудит, но я не осмеливаюсь ее почесать.
Интересно, как выдерживают люди, снимающиеся в учебных документальных фильмах? Я совершенно вымоталась, хотя прошло не больше пяти минут.
— Все почему-то молчат, — озадаченно замечает Джек Харпер. — У вас всегда так?
— Ну…
Мы нерешительно переглядываемся.
— Пожалуйста, не смущайтесь. И не обращайте на меня внимания. Ведите себя как обычно. Вы ведь наверняка обсуждаете какие-то проблемы. — Он дружески улыбается. — Когда я работал в офисе, мы говорили обо всем на свете. Политика, книги… кстати, что вы сейчас читаете?
— Собственно, я читаю новую биографию Мао Цзэдуна, — тут же отвечает Артемис. — Весьма занимательно.
— А я как раз на середине книги по истории Европы четырнадцатого века, — вторит ей Ник.
— Перечитываю Пруста, — сообщает Кэролайн, скромно пожимая плечами. — В оригинале.
— Вот как… — кивает Джек Харпер с непроницаемым видом. — А… Эмма, кажется? Что читаете вы?
— Э… в общем… — тяну я время.
Не могу же я так взять и сказать: «Интимная жизнь знаменитых людей»!
Хотя, по правде сказать, ужасно интересно.
Быстрее. Думай. Вспомни хоть одну серьезную книгу.
— Ты, кажется, читала «Большие ожидания»? — произносит Артемис. — Для своего литературного клуба.
— Да, — с облегчением выдыхаю я. — Так оно и…
И тут же осекаюсь, встретив взгляд Харпера.
Черт.
В голове назойливо прокручивается мой бессмысленный треп в самолете.
«…поэтому пробежала глазами аннотацию и соврала, что дочитала…»
— «Большие ожидания»… — задумчиво повторяет Джек Харпер. — И что вы думаете об этой книге, Эмма?
Ушам споим не верю. И он еще спрашивает у меня?
Я на несколько секунд теряю дар речи.
— Ну… — откашливаюсь я наконец. — Думаю… это… чрезвычайно…
— Чудесная книга, — убежденно заявляет Артемис, — особенно когда поймешь ее скрытый смысл… основную идею… заложенный в ней символизм…
Заткнись ты, глупая выпендрежница! О Боже! Что сказать?
— Я думаю… это поистине резонансно, — брякаю я наконец.
— Это как? — недоумевает Ник.
— То есть… — Я снова откашливаюсь. — Резонансы.
Следует ошеломленное молчание.
— Резонансы… Резонансные? — переспрашивает Артемис.
— Да! — бросаю я вызывающе. — Именно. И вообще. У меня куча работы.
Я многозначительно закатываю глаза, отворачиваюсь и принимаюсь лихорадочно тарабанить по клавишам.
О'кей. Да, литературная дискуссия прошла не так чтобы очень. Но мне просто не повезло. Бывает. Главное — позитивный настрой. Еще есть время все исправить. Впечатлить его…
— Просто не знаю, что с ним творится! — жеманно жалуется Артемис. — Вроде бы поливаю каждый день…
Она трогает свой паучник и умоляюще смотрит на Харпера.
— Вы разбираетесь в комнатных цветах, Джек?
— Боюсь, ничуть, — отвечает Джек и невозмутимо обращается ко мне. — Как по-вашему, Эмма, что с ним может быть такое?
«…когда Артемис доводит меня до белого каления…»
— По… понятия не имею, — бормочу я, не оглядываясь, чтобы Харпер не заметил мою пылающую физиономию.
— Никто не видел мою кружку с «Кубком мира»? [20] — хмуро осведомляется вошедший Пол. — Что-то нигде ее не видно.
«…На прошлой неделе я разбила кружку босса и спрятала осколки в сумочку…»
Вот дерьмо.
Ну и пусть. Плевать. Подумаешь — разбила какую-то несчастную кружку. Это не имеет никакого значения. Продолжаю печатать.
— Эй, Джек, — начинает Ник этаким компанейским, типа «мы-парни-всегда-заодно» голосом, — на случай, если вдруг подумали, что нам и повеселиться некогда, взгляните на это!
Он кивает в сторону фото огромной задницы в стрингах. Этот снимок висит на доске объявлений с самого Рождества.
— Мы до сих пор не угадали, кто это…
«…перепила на последней рождественской вечеринке…»
Вот теперь я хочу умереть. Кто-нибудь, пожалуйста, убейте меня!
— Привет, Эмма! — раздается голос Кэти.
Поднимаю глаза и вижу, как она, розовая от волнения, влетает в офис, но, увидев Джека Харпера, застывает.
— Ничего страшного. Я просто муха на стенке, — добродушно поясняет он. — Не стесняйтесь, здесь все свои.