* * *
Сновидения Паодины были светлыми и беззаботными, в них синьорина чувствовала спокойствие и защиту, которой так недоставало днем. Невольно став хранительницей семейной тайны, юная Кавелли жила в постоянном страхе. Только во сне все тревоги отступали. Иногда не хотелось просыпаться, но добрые сны будто давали надежду, что в новый день все переменится, и долгожданная защита придет – главное, сохранить тайну. Приходилось все время думать, что друг может оказаться врагом, от чего становилось невыносимо – видеть в любом прохожем злодея и сторониться каждого.
Беспокойство прибавлялось с каждым днем, Паолина не знала, как поступить. Родные многое не успели сказать ей перед смертью. Даже все знания, которые постепенно открывали отец и мать, оказались бесполезны – когда не ясно, как действовать…
Паолина согласилась побеседовать с Вербинио, к которому всегда испытывала детскую симпатию. Но даже доброму другу семьи она боялась довериться и стыдилась своего недоверия.
Бенедикт сел в кресло напротив Паолины. Синьорина держала на коленях фамильную шкатулку.
– Знаю, вы хотите найти убийц. Благодарю вас за благородство, – произнесла она, грустно улыбнувшись. – Хочу вам помочь, но не могу…
В ее голосе прозвучала боль безнадежности.
– Почему? Что вас пугает? – Бенедикт не знал, как начать разговор.
– Мне не ведомо, какое из моих слов может навлечь опасность на меня, на вас и особенно на дядюшку Франческо – его пылкий нрав заставляет опасаться за его судьбу.
– Могу вас понять… Вы не желаете довериться дядюшке, потому что боитесь за его жизнь?
– Да, очень… Даже если я открою ему свою тайну, дядюшка не поверит моим словам. Решит, что мой рассудок помутился от горя…
Она вздохнула:
– Отец хотел поговорить с ним, но все откладывал беседу. Ждал, когда его младший брат не будет категоричен в суждениях…
– Простите, ваш отец говорил, о каких именно суждениях идет речь?
– Речь шла о взглядах дяди Франческо, думаю, вы хорошо знаете своего друга… По мнению дядюшки все явления можно объяснить наукой… Увы, не могу вам сказать больше…
Синьорина опустила взор.
– Меня очень и очень разочаровал Доминик де Гарде, – произнесла она поморщившись, – мой отец знал его отца Пьера де Гарде, они были добрыми друзьями. Признаться, я представляла Доминика иначе… Неужто его сына сразил недуг слабоумия?
Вербинио задумчиво промолчал.
– Когда почил синьор Пьер де Гарде? – спросил он.
Паолина задумалась.
– Три месяца назад… Неужто сын его тронулся разумом от горя?
– Ваш отец часто виделся с синьором де Гарде?
– Отец часто обменивался с ним письмами, отправленными с верным гонцом, но в Париже бывал редко…
Бенедикт снова погрузился в размышления.
– Вы думаете, что синьора де Гарде убили? – испуганно спросила Паолина, прижимая к себе шкатулку.
– Простите, синьорина, пока ничего не могу вам сказать, – ответил Вербинио, – все слишком запутано, могу и ошибиться.
– Я очень на вас надеюсь, – по-детски пылко воскликнула Паолина.
– Конечно, я сделаю все возможное, дитя мое, – по-отечески ласково ответил Бенедикт.
Вербинио поднялся с кресла и, поклонившись юной даме, вышел из комнаты.
Париж 184* год
Из журнала Александры Каховской
От чтения меня отвлек знакомый голос.
– Вижу, вы уже читаете ту самую книгу, милая Аликс, – услышала я.
Радом со мной на скамейке сидел граф Н*. Увлекшись чтением, даже не заметила его присутствия.
– Да, граф, эту книгу подарил мне незнакомец-музыкант, – произнесла я натянуто. – Вы давно в Париже?
– Почти неделю в ожидании вашего приезда, Аликс, – он улыбнулся.
– Вы так говорите, будто знаете, что меня ждет! – воскликнула я обиженно.
– Вскоре вы сами все узнаете, – спешно заверил меня граф, взяв за руку, – не беспокойтесь, я буду рядом.
Он протянул мне свою визитную карточку, по парижскому адресу которой я поняла, что граф остановился неподалеку от нас – в соседнем доме на острове Сите с видом на Нотр-Дам.
Мимо меня прошла печальная фигура в рясе, лицо прохожего скрывал капюшон. Подойдя к стенам Нотр-Дама, прохожий обернулся. На мгновение я увидела бледное напряженное лицо человека неопределенного возраста. Казалось, его пристальный призрачный взгляд проникает в мою душу. Видение исчезло внезапно.
– Клод Фролло, – прошептала я, – но что он хотел сказать? Эти тени Нотр-Дама, и книга незнакомца… Что они значат?
– Мы скоро узнаем, – произнес граф, – мы все узнаем…
Успокаивая, он обнял меня за плечо.
– Вы можете устроить мне встречу с Виктором Гюго? – спросила я.
– Ваш родственник Константин вскоре все утроит, через пару дней вы встретитесь с писателем, – заверил меня граф.
– Опять ваши карты, – вздохнула я, понимая, что карточная мистика – главное оружие моего собеседника.
Если граф умеет убивать при помощи карт, то предсказание житейских событий для него легкая игра.
– Любопытно, что карты сказали вам о моей судьбе? – спросила я.
– Не вправе отвечать вам на этот вопрос, – как-то нарочно-непринужденно ответил собеседник.
Во взгляде графа промелькнуло беспокойство, он опасается за мою судьбу, хотя старается держаться спокойно…
Париж, 184* год
Из журнала Александры Каховской
Мистические кошмары преследовали всю ночь. Мне снился бесконечный зеркальный коридор, освещенный тонкими свечами. Одни из них сияли ярко, другие слабее, некоторые таяли на глазах и угасали.
В зеркальном коридоре гулял пронизывающий ветер, холод которого чувствовался во сне. Мимо мелькали бестелесные тени, не замечавшие меня, от каждой из них исходила пугающая загробная прохлада.
Не зная конца пути, я упорно следовала по бесконечному коридору…
Сновидения менялись, отправляя меня, то в сумрачный серый лес, то в бескрайнюю долину. И кругом мелькали безразличные холодные тени…
Вдруг яркая вспышка ослепила меня, заставив зажмуриться. Открыв глаза, я поняла, что уже давно настало утро, и лучи солнца пробиваются сквозь шторы…
Из журнала Константина Вербина
На ужине барон Конди познакомил нас с родней своего покойного кузена. Вдова мадам д'Эри, о которой в высших кругах начали шептаться «уморила двух мужей и ищет третьего», держалась согласно этикету траура, но не стремилась изображать безутешное горе и страдание. Привлекательное лицо дамы не выражало никаких чувств. Молодая вдова казалась похожей на застывшую мраморную статую.