Правда, мои сударушки пару раз возвернуться нацеливались. Да куда там! Сей путь, считай, во мраке и мне самому не ведом. Так и прошли без памяти топкие места. Слабенькое болотце оказалось. Вот в позапрошлом году меня за клюквой соблазнили. Так потом всей ватагой во мшаннике вылавливали и всю дорогу до дома берегли как кусок золотого запаса, забывши, зачем и в лес-то пошли. Но зато уж, когда мы с нынешними сборщицами на твёрдое место вышли, я и вовсе полным командиром стал. Бабьё самостоятельно и пикнуть не смело, так как совсем в природе запуталось. А я без оглядки вперёд шпарю. Даже интерес взял – куда ещё вопрёмся?
Ближе к вечеру и впёрлись. На этот раз в малинник, хотя я его из головы давно выкинул. А тут и ягода не тронута – собирай, не хочу!
Ну, это я не хочу, а у моих приятельниц глаз загорелся, и вся усталость слетела, как первоцвет в заморозки. Пенсионерка и передохнуть себе не позволила, а как ударница каждодневного труда в малинник трактором въехала, только её и видели.
Тут уж и я, не чаявши узреть таких видов на урожай, гордым индюком перед приотставшей, как оказалось, Лидией, прошёлся. Мол, знай наших, и мы не подведём! Мол, для своего семейства это место припасал, а тут нате вам – задаром отдаю, не считая будущего женского внимания, да ещё и собирать помогу ради ускорения тесного знакомства.
Лидия, видя собственными глазами моё твёрдое слово, тоже развеселилась, мол, за ценой не постоим и, понятное дело, от них не убудет, но сначала урожай снять надо. Оно понятно, куда в глухом месте спешить, тем более, что от старой перечницы я и вовсе ничего убавлять не собирался.
Пошла Лидия в кусты, а я помогать стал и, отойдя в сторону, залез на дерево, чтобы обозреть стороны света и незнакомый горизонт.
Глядел долго, но кроме беспросветной пропасти лесного богатства ничего не увидел. Ни тебе лесоповала, ни другой дороги к человеческому жилью. И окуляра никакого под рукой нет, такой вот кругозор полного затмения. Часа два сидел я, как глухарь на суку, аж сам себе надоел, но так никакой людской жизнедеятельности и не приметил. А когда слез, укрепившись сознанием, что навеки заблудился, мои подруги уже затарились, и даже с расчётом на мою тягловую помощь, о чём при уговоре не было сказано ни слова.
Ладно, пошли домой. Я дорогу прокладываю, вроде, как по старому следу. А со стороны посмотреть, так ни за что не угадаешь, что у меня в голове и по какому плану иду. Иду себе и иду. Так до ночи и двигались без особых происшествий. Конечно, если бы я все бабьи нападки близко к сердцу принимал, то ещё до захода солнца лапти откинул от неестественной смерти, а так выдюжил. К тому же, путешественницы с темнотой малость приструнились, да и я свои потери ориентира ко времени разъяснил повсеместной мелиорацией почв и незаконным самообразованием болот и трясин. А бабам на ночь глядя деться некуда, кроме как поверить моему слову и смириться с природой.
Вскорости стали на ночлег.
Я шалашик разбил, костерок раздул, а на ужин малинки с остатками красненького приготовил. С тем и полегли. Я обочь Лидии. Жду ответной женской благодарности и тёплого слова. Думаю, особо стесняться не приходится, да и ей выбирать не из кого. Условия походные, не до перин с подушками.
Лежим, притаившись. Ночь самая русалочья, месяц сквозь шалашик проглядывает, я звёзды пересчитываю, а мои труженицы бессловесно отдыхают. Утоптались после перехода в пешем строю.
Сколько-то времени прошло, и начал наш старый тетерев переходить на носовое песнопение, да так яростно, словно на все свои воздуховоды осердилась по причине их многолетней непроходимости. Прямо душу рвёт. Я когда сам этим делом увлекаюсь, и то себя осаживаю, до срока просыпаясь. А тут никакого самоконтроля. Редко такой талант и у мужика встретишь. Ежели, думаю, теперь на нас какой зверь и польстится, то, услыхав эту иерихонскую трубу, убежит в страхе прочь, запутавшись в собственных лапах.
Но с другой стороны, в моих условиях выжидания, этот концерт был как раз к месту. И я задремать раньше времени не мог, и понятно было, чем рядом с тобой лишний человек занимается.
Так и спим втроём. Ночи-то короткие. Думаю, пора и честь знать, ведь и Лидия живой человек. Небось, заждалась покушения на телесное знакомство. И начал я ручное дознание её доступных мест. Остался доволен. Везде полный комплект и соответствие наглядной агитации. Главное, никакого гласного сопротивления. А и как иначе, если я с ней уже двое суток как договорился ясным намёком? Вот так, с молчаливого согласия Лидии, да под визгливое переключение изношенной коробки передач носоглотного механизма её товарки, подразделся я всем своим нижним ярусом. А чего, думаю, в подштанниках-то путаться? Ночь тёплая, можно и на босу ногу праздник справить.
В таком готовом виде я к Лидии и подступился, но будить её до конца не стал. Думаю, сначала растелешу, где придётся, а там уж пусть порадуется моей сообразительности, когда полностью в память придёт.
Начал с ближних подступов, и со штанами вволю намучился. Не хватило ей сообразительности юбку напялить. Ведь не картошку шла собирать, могла бы догадаться, какой наряд в лесной глухомани сподручней носить при моём-то сопровождении. Прямо скажу, не с руки незнакомый размер с чужих окорочков стягивать, но всё же осилил ситуацию. Ну, а как всю эту сбрую до колен сволок, так и остолбенел от обрисовавшейся картины, которая и по сей день проносится в моём мозгу лунными ночами и вызывает разносторонние и необъяснимые споры с самим собой.
А увидел я, что на том самом месте, где у порядочной бабы и даже у несмышлёной девки в годах находятся буйные заросли пошире любой ладони, у моей Лидии была лишь полоска в мелкий завиток размером в два пальца по самой посадочной гряде. А кругом сплошная гладь и никакой продуманной природой растительности, словно на лысой голове, так что даже больно глядеть знающему человеку. Я понимаю, под старость всякие места вытереться могут. Но как же постараться надо, чтоб такая плешь в самом расцвете возраста проступила? Я даже засомневался: не иноверец ли какой передо мной лежит? Или, может, какая новая мода до таких глубин опустилась? Вот ведь измывается над собой народ от безделья. На всё идёт, лишь бы себя полезной работой не занимать. А если мужики этого достигнут? Страшно подумать! Вот когда прошлой осенью, в самую распутицу, супружница по недоразумению меня через всю деревню от кумы голиком гнала, так народ с месяц всего и поговорил об этом. А ежели бы я при том же успехе, да с бритым блудом и кисетом навыкате прошествовал? Да мне бы стар и млад до гробовой доски руки бы не подали, не то что в баню пустили! Горькие слёзы, если вникнуть умом в такой факт бритого разврата.
Однако, в тот момент думать мне не приходилось, а надо было скорей доводить дело до разгромного конца. Ведь главное не форма внешности, а содержание внутренней утаённости. Ещё со школы помню. С тем и полез на приступ. Дело знакомое. Это не по лесу скитаться. Попутно думаю, надо и Лидию в чувство привести, а то проспит человек всё царствие небесное.
Только будить подругу не очень-то и пришлось. Едва я свой интерес почувствовал, как Лидия не то что в память вошла, а прямо из ума вышла. Я и слова не сказал, как она, не посоветовавшись со мной, вдруг заверещала недорезанным подсвинком, да и стряхнула меня с себя, словно предмет неодушевлённого значения. И прямиком на отдыхавшую в непорочном сне старушонку. Да ещё огорчила меня кулаком по морде. Я и сопли не успел вытереть, как под моим телом продукт древних цивилизаций пробудился и, подумавши о моём извращённом к нему отношении, одной старческой клешнёй пустила мне юшку со второй ноздри, а другой ухватилась за все мои мужичьи принадлежности, да с полным обхватом, словно заскорузлое путо коровью оконечность. И ведь выдрала бы старая ведьма все мои стебли и побеги, не успей я прытко усохнуть всем телом и вовремя вылететь шелудивым псом из этого гадючьего гнезда прелюбодейства. А карга в догон разродилась такой старорежимной словесной напраслиной в мой адрес, что даже Лидия перестала голосить, уйдя во внимание к нецензурности мата.