Book.

Я вернула кулек в импровизированное помойное ведро. Думаю, хозяйка пещеры девочка, уж больно аккуратно сложен мусор. И еще эти красные подушки. Навряд ли их притащил сюда мальчик, представитель сильного пола спокойно мог сидеть на голом валуне, это нам, женщинам, свойственно желание украсить интерьер, даже если речь идет о пещере. Взяв в руки одну «думку», я перевернула ее и увидела черный штамп «Дом здоровья. Не выносить на улицу». Так, так, точно здесь уютно устроилась воспитанница интерната.

Что ж, я очень хорошо ее понимаю. В детстве я жила в крохотной квартирке вместе с Раисой, которую называла своей теткой, хотя на самом деле женщина, воспитавшая меня, не являлась моей кровной родственницей. Будучи школьницей, я считала Раису жадной, вредной и никогда не называла ее мамой. Но спустя много лет, уже после смерти дворничихи, до меня с запозданием дошло: Раиса была на редкость порядочным, сердечным человеком, ведь она воспитала чужого ребенка, не сдала в приют, хотя легко могла это сделать. Тетка даже пыталась меня баловать – покупала порой конфеты. Что же касается ее грубости, частой раздачи подзатыльников и хватания за ремень… Сейчас, зная правду о своих родителях, я и это понимаю: Раиса опасалась, что дурные наклонности папеньки-вора проснутся в дочери, и как умела наставляла меня на путь истинный. Если бы я теперь встретила Раису, то кинулась бы ей на грудь со словами: «Мама, я так тебя люблю!» Но, к сожалению, осознание того, что чужая тетя была мне матерью, пришло очень поздно, когда Раиса уже покоилась на кладбище. Она никогда не узнает, что я испытываю к ней бесконечную благодарность и нежную любовь. Однако бесполезно говорить об этом – Раиса меня не услышит. Кое-какие слова надо произносить вовремя, пока все живы.

Стараясь отогнать неприятные мысли, я потрясла головой. Да уж, не очень ласковой девочкой была школьница Виола Тараканова. Понятно, меня страшно раздражало, что я не имею возможности жить пусть бы в крошечной, но своей комнате, и чтобы туда никто, кроме меня, не входил. Я опасалась, что дневник, куда записывала свои обиды, мечты и всякие детские секреты, попадет в руки Раисы. Где мне спрятать тетрадь? В шкафу? Но гардероб у нас с теткой был общий. Под матрас? Тоже не пойдет – вдруг Раисе придет в голову самой поменять постельное белье? Поэтому ради сохранности я таскала дневник в школу. Правда, один раз противный Коля Кривицкий вытащил его из моего портфеля и стал зачитывать вслух. Я еще долго искала убежище и в конце концов нашла чердак в соседнем доме. Хорошо помню, как залезала иногда под крышу и ощущала себя счастливой. Тетрадку, куда записывала свои переживания, я хранила там же.

Возможно, девочка из интерната тоже хотела найти уголок, где она будет совершенно одна. Да, дети из Дома здоровья живут в комфортных условиях, у них прекрасные просторные спальни с санузлами. Но их убирают горничные, они могут случайно увидеть дневник. По коридорам спального корпуса ходят обитатели интерната – дети, воспитатели, учителя, и любой из них может постучать в твою дверь, войти не вовремя. Комната, пусть даже огромная и прекрасно обставленная, но расположенная в интернате, не дает ощущения крепости. И спальни воспитанников совершенно точно не закрываются на ключ.

Я вернула подушку на место, поправила «спинку», та вдруг свалилась на пол, и я увидела, что за ней стоит прислоненный к стене айпад. На его зеленой обложке бросались в глаза печатные буквы: «Это aipad Лены Фокиной. Не открывать».

Я вздрогнула. Так вот кто кайфовал в пещерке – умершая от отека Квинке девочка. Похоже, ни одна душа не знала, что бедняжка проводила тут время. Пожалуй, надо отдать планшетник Анне Семеновне, чтобы директриса вернула его отцу Лены. Хотя… Если вспомнить, что папенька выдворил дочку из дома, назвав ее «сестрой Павлика Морозова», что не захотел сам забрать тело, то, наверное, ему вряд ли нужны вещи дочери.

Постояв некоторое время в раздумье, я все же решила забрать планшетник с собой. Фокиной более нет в живых, и, возможно, у отца изменилось мнение о ней, теперь ему жаль дочку. Вероятно, в айпаде хранятся фотографии, записи… Нет, лучше вручить гаджет директрисе.

Я выглянула из пещеры. Дождь все еще лил стеной. Обычно сильный ливень длится недолго, но этот оказался исключением. Пришлось вернуться к «креслу». Я села на подушку-сиденье, но та начала соскальзывать с валуна. Чтобы не упасть, я схватилась рукой за выступающий из стены камень. Булыжник неожиданно легко отделился, я съехала на пол вместе с подушкой под попой. Мне стало смешно: Вилка, ты просто мастер художественного падения, всегда найдешь, где плюхнуться!

Смеясь, я встала, бросила камень на пол, отряхнула джинсы, выпрямилась и увидела довольно глубокое отверстие в стене пещеры, которое ранее было прикрыто случайно вытащенным мной булыжником. В нише белел пакет.

Я взяла его. В пластиковой сумке – как и мешок с мусором, она была взята в супермаркете в Тамбовске – лежала большая коробка с надписью по-английски «Rims». Крышка ее оказалась очень плотно закрыта, я с большим трудом смогла ее открыть. Внутри обнаружились другие, уже пластмассовые укладки, в каждой из которых находилось по одной записной книжке в светлом переплете. Я открыла первую коробочку, вынула книжку и поняла: передо мной дневник. Глаза побежали по строчкам…

Родная дочь Ивана Михайловича и Вероники Петровны поставила перед собой цель: выражать свои мысли в письменной форме, писать без ошибок. Мама посоветовала девочке много читать и велела переписывать тексты классиков. Каждый день, кроме приготовления уроков, Галя должна была копировать две страницы из романа Л. Н. Толстого «Война и мир». Но Галя в своих заметках откровенно писала, что это занятие совершенно ей не нравится, намного интереснее описывать свои собственные чувства в дневнике, который является ее задушевным другом.

Уж не знаю, что именно помогло девочке научиться орфографии. Может, Вероника Петровна была права, заставляя дочь переписывать книги, а может, Галя просто повзрослела. Но «миня» у нее уже к концу первой тетради превратилось в «меня», в глаголе «научиться» появился мягкий знак, то есть она стала писать грамотно.

Я оторвалась от чтения и вдруг сообразила. В пакете с мусором лежат упаковки от чипсов, которыми торгует Роман… Похоже, эта вредная еда Лене Фокиной очень нравилась… Пещера служила ее тайным убежищем… Девочка покупала пакетик картофельного лакомства, уединялась здесь и ела чипсы… Да, да, она ела чипсы! Те самые, из красного пакета! Понимаете? Я наклонилась над пакетом: раз, два, три… – восемь пустых кульков. Девочка слопала гору нездоровой, но такой вкусной еды, никакого отека Квинке у нее не случилось. Значит, ранее в лакомстве не было ни малейшего намека на арахис, который вызывал у Фокиной аллергию. И этой же напастью страдала учительница Светлана Иосифовна, которая умерла, угостившись чипсами из пакета, который Юра купил для Лены.

Я подошла к выходу из пещеры и выглянула наружу. Дождь перестал, можно уходить. Положив в свою сумку айпад Фокиной и прихватив дневники Гали Ларкиной, я покинула укрытие, вдохнула свежий горный воздух и вышла на тропу, продолжая размышлять.