Морган пнул под столом свою напарницу. «Полегче», – проартикулировал он. Но внимание присутствующих уже было направлено в их сторону.
– Дорогая моя юная леди, – взволнованно произнес капитан, – ради бо… ох, прошу вас, выбросьте из вашей очаровательной головушки эту чушь. Ха-ха! Вы пугаете моих пассажиров, а я, знаете ли, не могу этого позволить. (Будьте любезны говорить тише). Это лишь игра вашего воображения, будет вам.
– О боже, – испуганно прошептала она. – Я сказала что-то, чего не следовало говорить? То есть я ведь лишь предположила, ну, чтобы оживить вечер… Потому что как-то скучно, и ничего забавного не происходит, капитан Уистлер, с тех самых пор, как я видела вас играющим в гандбол на шлюпочной палубе. Но вот если бы на борту был злоумышленник, сразу стало бы интересно. Это мог бы оказаться кто угодно. Например Хэнк. Или доктор Кайл. Правда ведь?
– Весьма вер-роятно, – сдержанно согласился доктор Кайл и продолжил разделывать рыбу.
– Если бы что-то меня и тревожило, – с натужной веселостью сообщил капитан, – то это был бы ваш дядюшка, мисс Гленн. Он обещал устроить для нас представление на корабельном концерте. То есть, дорогая моя, завтра вечером. Для этого он должен быть здоров, понимаете? Он и его ассистент… мм… ну, им ведь становится лучше, правда? – Он отчаянно пытался сменить тему. – Я ждал этого, надеялся, что… амм… они окажут мне честь… – провозгласил Уистлер, – показать это представление. А теперь прошу меня простить. Долг зовет, как бы мне ни хотелось задержаться в вашей прекрасной компании. Я должен… амм… идти. Приятного вечера, дорогая. Доброй ночи, джентльмены.
После ухода капитана за столом воцарилась тишина. Из всех присутствующих в кают-компании, как обратил внимание Морган, на них продолжали поглядывать лишь трое. Он видел скуластое лицо мистера Чарльза Вудкока, коммивояжера, который взирал на них с ложкой супа, замершей у рта, будто изображал скульптуру на фонтане. Его волосы живописно курчавились во все стороны. За другим столиком в некотором отдалении Морган заметил роскошно разодетых, но болезненно худых мужчину и женщину. Они были удивительно похожи, разве что женщина носила монокль, а у мужчины были светлые усы, напоминавшие топорщившиеся над губой перья. Они пристально глядели вслед капитану. Морган не знал, кто они, но каждое утро встречал их, когда они молча прохаживались по прогулочной палубе, – их глаза при этом всегда смотрели вперед. Однажды утром Морган с удивлением насчитал сто шестьдесят четыре круга, которые они прошагали, не сказав ни слова. На сто шестьдесят пятом они остановились. Мужчина сказал: «Э?» А женщина сказала: «А!» – после чего они кивнули и направились внутрь. Морган даже задумался тогда о том, как эти люди ведут себя в браке. Как бы то ни было, похоже, их интересовало, чем занимается капитан Уистлер.
– Судя по всему, капитана и правда что-то тревожит, – нахмурился Морган.
– Весьма вер-роятно, – сдержанно согласился доктор Кайл. – Стюар-рд, я буду р-рубец с луком. – Это был первый раз, когда доктор Кайл во всей красе продемонстрировал свое раскатистое «р».
Пегги Гленн улыбнулась ему.
– Но как полагаете, доктор, может ли на борту пребывать таинственный преступный гений?
– Я вам вот что скажу. – Доктор склонил голову, сверкнув пронзительными глазами из-под косматых бровей. Ситуация с капитаном его явно развеселила. Морган с неудовольствием отметил, что он слишком уж похож на Шерлока Холмса. – Пр-римите мои слова как бесплатный совет от специалиста. Вы умная молодая леди, мисс Гленн. Но не стоит вам слишком уж др-разнить капитана Уистлера. Его не следует злить. Пер-редайте соль, пожалуйста.
Пол кают-компании вновь зашатался, заставив оркестр жалобно сфальшивить.
– Ну, то, что я говорила про бедного Курта, – чистая правда…
– Вот как? – улыбнулся доктор Кайл. – А он был тр-резв?
– Доктор, – Пегги понизила голос до шепота, – не хотела я это признавать, но на самом деле он был мертвецки пьян. Ну, подобные вещи ведь можно говорить врачу, верно? Но мне стало его так жаль, когда я увидела…
После красноречивого обмена пинками под столом Морган вытащил девушку в коридор наверху. Он собирался устроить ей выговор, но Пегги лишь улыбалась, явно получая от ситуации удовольствие. Сияя, она сказала, что должна сходить в свою каюту и взять одеяло, если они собираются сидеть в засаде. К тому же нужно было проверить, как там дядюшка Жюль.
– Кстати, полагаю, у тебя нет желания быть мавританским солдатом, да? – неуверенно предположила она.
– Не особенно, – убежденно ответил Морган. – А это важно?
– Тебе придется лишь измазать лицо ваксой, надеть блестящие доспехи и плащ и стоять на краю сцены, пока дядя Жюль декламирует пролог. Хотя… ты, пожалуй, недостаточно высокий. Думаю, из капитана Валвика вышел бы отличный мавр, не находишь?
– О, несомненно.
– Понимаешь, нужны два статиста на роли француза и мавра, которые для пущего эффекта стоят по краям сцены. Она для них низковата, так что они стоят снаружи на платформе… Когда начинается пьеса, они идут за кулисы и иногда помогают двигать марионеток – тех, которые не важны для сюжета. Главных действующих лиц двигают мой дядя и Абдул, его ассистент, и только у них есть реплики… Будет просто ужасно, если дядюшка Жюль не сможет играть. На борту находится профессор или кто-то подобный, который пишет статьи о его искусстве. Абдул чувствует себя хорошо и может занять место дяди, но, кроме него, есть только я, а я не очень подхожу для того, чтобы произносить мужские реплики, правда?
Они углубились в сеть коридоров палубы D, и Пегги, постучав в дверь и услышав в ответ замогильный стон, вошла в комнату. В каюте было темно, лишь тусклый свет горел над умывальником. В сочетании с качкой и бьющим в иллюминатор дождем этот вид заставил Моргана содрогнуться. У переборки сидели, покачиваясь вместе с кораблем, три неподвижные фигуры – казалось, они синхронно поворачивают головы. Проволока, при помощи которой двигали марионеток, скрежетала по полу. Фигуры были примерно четырех с половиной футов ростом, облаченные в поблескивающие доспехи с украшениями и алые накидки. Казалось, их лица с бородами из темных волос ухмылялись из-под шлемов. На диване сидел человек с плоским темным лицом, перекинув через колено еще одну марионетку. Под светом тусклой лампы он штопал ее накидку с помощью длинной иглы и синей нити, иногда бросая взгляды на койку, на которой что-то тяжелое беспокойно ворочалось, постанывая.
– Je meurs! – раздался с койки драматический шепот. – Ah, mon Dieu, je meurs! Oooooh Abdul, je t’implore… [39]
Абдул потянулся, посмотрел на иглу, снова потянулся и сплюнул на пол. Пегги закрыла дверь.
– Ему не лучше, – констатировала очевидное девушка, и они направились в каюту, где их ждал Уоррен.
Собственно, Моргану вообще больше не хотелось подходить к каюте ее дядюшки. То ли дело было в отвратительной погоде (едва ли кому-то понравится ночной ливень посреди бушующего Атлантического океана), то ли на него навалилась послеобеденная усталость (на борту корабля тоску можно разогнать только обильными возлияниями). Как бы то ни было, вид этих ухмыляющихся марионеток ему не понравился – к тому же они вызывали у него тревожное предчувствие. Конечно, ситуация не способствовала тому, чтобы Морган воскликнул: «Quod erat demonstrandum!» [40] Не было никаких рациональных причин для охватившей его тревоги. Однако же, когда они добрались до бокового коридора, который вел к каюте Уоррена, Морган тщательно осмотрелся.