– Когда тебя ждут Сальвара?
– В начале третьего – а значит, мне нужно поторопиться. Жан, Ибелиус, как я выгляжу?
– В вас не признать человека, который совсем недавно лежал тут на болезном ложе, – ответил лекарь. – Надо отдать вам должное, вы искуснейший мастер своего дела. Чтобы преобразиться до полной неузнаваемости… я даже не представлял, что такое возможно.
– Мало кто представляет, господин Ибелиус, – сказал Жан. – И это играет нам на руку. Вы выглядите превосходно, господин Фервайт. Надеюсь, вы пойдете на Дюрону кружным путем?
– О боги, конечно! Я же не совсем сумасшедший. Пойду на север, через кладбища, потом через Тихий квартал. Не хотелось бы попасться кому-нибудь на глаза здесь, в Зольнике.
Несмотря на душную жару, Локк надел непромокаемый плащ, в котором Жан вернулся после встречи с сестрами Беранджа. Он избавится от плаща, когда достигнет Шепотного холма, а сейчас нужно скрыть от посторонних взглядов великолепный наряд. Человек в парадном костюме может привлечь нежелательное внимание каких-нибудь бродяг на глухих улочках Зольника.
– Ну все, пошел в Вороново Гнездо, – сказал Локк. – Увидимся позже. Отдыхай, Жан. Господин Ибелиус, прошу вас, окружите моего друга материнской заботой. Надеюсь вернуться с хорошими новостями.
– Будет здорово, если вы вообще вернетесь, – проворчал старик.
День летнего солнцеворота, или День Перемен. Семнадцатое число месяца парфиса семьдесят восьмого года Азы Гийи по теринскому календарю. В День Перемен весь Каморр словно сошел с ума.
В округлой рыночной заводи раскинулась арена Плавучего цирка, несколько меньших размеров и не таких правильных очертаний, как во время обычных ежемесячных представлений. В центре ее находилась площадка для игры в ручной мяч, сооруженная из нескольких больших плоскопалубных барок, крепко связанных между собой канатами. Участники состязаний – все из простого люда – разбились на команды по цветам головных повязок, вслепую вытащенных из бочонка, и теперь с пьяным азартом дрались за мяч под вопли толпы, тоже полностью состоявшей из простолюдинов. Когда одна из команд забрасывала мяч, к игровой площадке подплывала лодчонка с пивной бочкой, и все до единого в этой команде получали по щедрой порции пива. Само собой, с течением времени игра становилась все более грубой и бесчестной. Игроки то и дело сталкивали друг друга в воду, откуда их вылавливали бдительные желтокурточники, никаким иным образом в происходящее не вмешивавшиеся.
В День Перемен на улицы Нижнего Каморра высыпали толпы простых горожан с пивными бочонками и винными мехами. Шумные людские потоки пересекались, сталкивались, сливались и разделялись. С высоты птичьего полета беспорядочное кружение народа по городским улицам походило на вращение крови в жилах хмельного гуляки.
В Западне царило бурное оживление. Праздник, точно огромная воронка, затягивал в себя чужеземных моряков и прочих гостей города, которые уже через пару часов каморрского радушия были не в состоянии отличить собственную задницу от уха. Не многие корабли покинут порт завтра, ибо у матросов с перепоя не будет сил даже флаг поднять, не говоря уже о парусах.
В Котлище, Скопище и Отбросах подданные капы Разы славили щедрость своего нового правителя, велевшего выкатить на улицы десятки и десятки телег с бочками дешевого красного вина. Люди, слишком бедные или слишком ленивые, чтобы отправиться в Западню – средоточие разнузданного веселья, – напивались до одури прямо на порогах своих домов. По владениям Разы ходили гарристы с большими корзинами хлеба и раздавали его всем желающим. В каждой ковриге была запечена медная или серебряная монета, и, когда эти тайные дары были обнаружены (ценой нескольких сломанных зубов), ни одной неискромсанной хлебной ковриги не осталось нигде к югу от Храмового квартала.
Плавучая Могила распахнула свои двери для гостей. С полдюжины гаррист со своими людьми развлекались здесь карточной игрой, принявшей поистине грандиозный размах. В какой-то момент целых сорок пять мужчин и женщин тасовали карты, пили, ожесточенно спорили и бранились в приемном зале над темными водами Дровяной Свалки, совсем недавно поглотившими капу Барсави и его сыновей.
Самого Разы нигде не было видно. Во второй половине дня он отправился по делам в северную часть города, сообщив лишь нескольким своим доверенным слугам, что приглашен на праздник к герцогу и будет смотреть на них с высоты Воронова Гнезда.
В Храмовом квартале День Перемен праздновали не столь буйно. Священники и послушники каждого храма в полном составе менялись местами со служителями других храмов, всех по очереди. Жрецы Азы Гийи в черных одеяниях совершили торжественный ритуал на ступенях храма Ионо, в то время как слуги Повелителя Алчных вод проделали то же самое на ступенях обители Богини Смерти. Священники Домы Эллизы и Азри, Морганте и Нары, Гандоло и Сендовани возжигали свечи и возносили к небесам молитвенные гимны у одного алтаря и через несколько минут шли к следующему. Дополнительные молитвы читались перед сгоревшим храмом Переландро, где единственный старик в белом облачении, только на днях призванный из Ашмира, растерянно размышлял, с чего начать письменный доклад Верховному служителю по поводу ущерба, причиненного пожаром стеклянному подвалу, о существовании которого он узнал только по прибытии сюда.
Зажиточные пары с Северной заставы и из Фонтанного квартала направлялись в Двусеребряный парк. Согласно старинному поверью, плодом любовного соития, совершенного там на исходе Дня Перемен, станет чудесное дитя, радость и услада своих родителей. Впрочем, сегодня мужчины и женщины, уединявшиеся в густых зарослях парка, не думали ни о каких иных радостях и усладах, помимо любовных.
В Старой гавани покачивался на якоре фрегат «Сатисфакция», с реющими на мачтах желтыми флагами и горящими даже днем желтыми фонарями. С десяток человек сновали взад-вперед по палубе, незаметно подготавливая корабль к ночному бою. У мачт были сложены арбалеты, накрытые парусиной. Вдоль бортов лежали противоабордажные сети, которые команда быстро натянет в случае надобности. Повсюду стояли ведра с песком: если сегодня ночью береговые катапульты все-таки выстрелят, часть из них обязательно метнет снаряды с алхимическим огнем, а тушить водой алхимический огонь – все равно что лить масло в обычный.
В темных недрах «Сатисфакции» еще три десятка человек поглощали сытный обед, чтобы сражаться не на голодный желудок. Все они были совершенно здоровы, никого даже не познабливало.
Вокруг подножия Воронова Гнезда, резиденции герцога Никованте Каморрского, стояла добрая сотня экипажей. Четыреста ливрейных кучеров и охранников бродили взад-вперед по широкому двору, жуя легкие закуски, принесенные расторопными герцогскими слугами. Всем им предстояло ждать здесь своих хозяев до самого утра. Лишь один раз в году – в День Перемен – все аристократы с островов Альсегранте и все до последнего члены Пяти семейств собирались в Вороновом Гнезде, чтобы вкушать изысканные яства и вина, плести интриги и строить козни, обмениваться комплиментами и тонкими оскорблениями, в то время как восседающий на возвышении герцог взирает на них слезящимися глазами. С каждым годом седины в волосах старого правителя прибавлялось; с каждым годом поклоны подданных становились все вычурнее, а разговорчики втихомолку – все ядовитее. Вероятно, Никованте правил слишком уж долго.