– Да, а что?

Я не знал, что на это ответить. Вместо этого со всей силы ударил его кулаком в плечо. Он пошатнулся и сделал шаг назад.

– Дай мне пройти, – сказал он. И добавил: – Ты пожалеешь, если не сделаешь этого.

– Не сделаю что?

– Если не дашь мне пройти.

Помню, что засмеялся. Не над его словами, а над всем остальным. Над тем, как все было абсурдно, и над тем, как все стало сложно. Я смеялся над страхом, который испытывал, смеялся над Гримом. Над Юлией. И я начал бить Тима. Один удар в лицо, второй – в живот, между ног. Он не сопротивлялся, просто лежал и смотрел пустым взглядом. Это бесило меня еще больше. Его взгляд напоминал мне Грима, и было в этом что-то неприятное.

Может из-за похмелья или из-за Юлии и Грима, а может, из-за пустого взгляда Тима и таких же пустых, бессмысленных угроз, или всего вместе, я согнулся пополам в душе и начал жадно хватать ртом воздух.

На дворе двухтысячный год. Мама умерла год назад. Мне двадцать один. Я вышел из колонии «Юмкиль» и живу в туннелях под городом, вместе с другими. Они мне не доверяют, а я не доверяю им. Я не сплю, потому что боюсь, что они украдут мои вещи. Чтобы не спать, пользуюсь наркотой, так же как и остальные. Я редко бываю на солнечном свете, и это плохо влияет на мои глаза. Зрение мутнеет. На жизнь приходится зарабатывать кражей мобильных телефонов, бегать с полным рюкзаком. Когда я в конце концов засыпаю, то, проснувшись, вижу, что остался без вещей, без телефонов. Приходится начинать все сначала, в то время как я все больше подсаживаюсь на порошок. Дела идут не очень хорошо. Мужчина отказывается отпустить свою сумку, и я почти забиваю его до смерти. После этого ничего не помню, воспоминания возвращаются гораздо позднее.

Я выбираюсь из туннелей и селюсь у одного друга в Албю. Его зовут Франк, он сидит на героине и дает мне иногда уколоться. Мне нравятся уколы, и я завязываю с порошком. Сплю теперь на матрасе. У Франка есть девушка, она симпатичная и к тому же добра ко мне. Когда Франка нет дома, мы занимаемся сексом. По какой-то причине ей нужно покинуть страну через несколько месяцев. Я помогаю ей – делаю идентификационную карту, которой она может пользоваться.

Она садится в поезд, и больше мы никогда не встречаемся.

За день до ее отъезда я под кайфом, лежу на полу, прислонившись к одному из шкафов. Меня накрыло, я не могу сфокусировать взгляд; замечаю только, что Франк что-то держит в руке. Он садится на корточки передо мной и спрашивает, делал ли я это прежде.

– Что делал?

– Такие штуки. – Он машет у меня перед носом одной из идентификационных карточек.

– Несколько раз.

Франк говорит, что у меня хорошо получается. Спрашивает, могу ли я сделать еще, в обмен на героин. Я соглашаюсь, но говорю, что мне нужны материалы и инструменты, к тому же меня разыскивают за грабеж, и я не могу выйти. Франк достает все необходимое – крадет со склада. Несколько раз он приносит не те материалы, и ему приходится относить все назад.

Позднее он знакомит меня с типом, которого называют Человек без голоса. Его зовут Йозеф Абель. Он, в свою очередь, сводит меня с парнем, которого ты наверняка знаешь. С Сильвером. Он одного со мной возраста, но имеет намного больше власти. Сильвер просит меня помочь одному знакомому, которому нужно ненадолго залечь на дно. Я соглашаюсь в обмен на героин. Вскоре Сильвер рассказывает мне, что у него есть друг, владелец предприятия, которое вскоре должно обанкротиться. Он интересуется, не хочется ли мне стать подставным директором в обмен на определенную сумму денег. Цифра довольно большая, на эти деньги можно купить кучу наркотиков. И я соглашаюсь – и на деньги, и на предприятие. Ко мне, как сказал Сильвер, по всей видимости, придут несколько человек и зададут пару вопросов.

Вся ответственность легла на меня, а я не понимал, что это значит. Акционерное общество устроено так, что тот, кто владеет акциями, за них и отвечает. Будучи совершенно ни к чему не причастным, я становлюсь крайним, когда фирма через несколько месяцев становится банкротом. Долг – полмиллиона, к тому же наркотики закончились. Первый раз в жизни меня посещает мысль о самоубийстве. И именно тогда я начинаю подумывать о том, что можно показать замечательный фокус, классную иллюзию – взять и исчезнуть.

XX

Время, у меня нет времени. Это чувство почти осязаемое, но я не знаю, что делать с ним. Левин пропадает в Доме, а я брожу по Кунгсхольмену, засунув руки в карманы. Пытаюсь думать.

Утренние воспоминания – репортеры у моей двери – возвращаются, и по какой-то причине мне трудно от них отделаться. Во мне растет чувство, что за мной наблюдают, идет слежка, и я снова и снова оборачиваюсь, убежденный в том, что так оно и есть. Я перехожу улицу к площади Кунгсхольмен и захожу в кафе, дверь в которое – дыра в стене, сажусь так, чтобы держать в поле зрения дверь и окно. По улице пожилая дама тащит за собой не менее пожилого мужчину, как будто они куда-то опаздывают. Мужчина сопротивляется, потому что просто не способен передвигаться так быстро.

Телефон звонит. Номер мне знаком. Это из Салема. Я подношу телефон к уху.

– Алло?

– Лео, это мама. Я… как дела?

– Хорошо. Что-то с отцом?

– Нет, нет. – Она откашливается. – Нет, все как обычно. Нам просто интересно, мы прочитали о том, что случилось… всё ли в порядке?

Я закрываю глаза.

– Все хорошо.

– Правда? Потому что…

– Всё в порядке. Просто возникло недопонимание.

– Просто я подумала, что после событий весной и прочего…

Я не рассказывал им всех деталей в моменты редких побывок в Салеме. На самом деле я держался как можно дальше оттуда, чтобы этого не делать.

– Мике тоже волнуется.

– Передавай ему привет и скажи, что все хорошо.

Она вздыхает.

– Мама, все нормально. Правда.

– Да, конечно, если ты так говоришь. Было бы хорошо, если б ты приехал на днях, – говорит она, меняя тему.

Я стараюсь продолжить разговор, но вновь ощущаю, как на мои плечи давит чувство тревоги, и я заканчиваю разговор. Делаю глоток воды, но она попадает не в то горло, и я кашляю.

Ребекку Саломонссон ограбили. Она отправилась в «Чапмансгорден» переночевать, а там кто-то отнял у нее жизнь, пробравшись внутрь и застрелив ее. В руке у нее была цепочка Юлии. Я пытаюсь соединить факты ограбления и ее смерти, но у меня ничего не получается. Грим в качестве преступника никак не представляется. Он никогда не проявил бы такую неосторожность.

Мой телефон вибрирует.

Ты уже начал что-то понимать?

Я колеблюсь.

Грим?

Да?