Я посмотрел на свою бутылку. Уже наступили сумерки, и, чтобы понять, сколько я уже выпил, пришлось поднять ее над головой. Заметив движение, Юлия повернула голову. Она осторожно подняла свою бутылку, словно в приветствии. Я немного смутился. Юлия, похоже, подумала, что я с ней здоровался. На ее лице была та улыбка, которая появлялась, когда она была немного пьяна.
Грим увидел сестру и вздохнул.
– Так и знал.
Он махнул ей, приглашая подойти и сесть с нами.
– Что ты делаешь? – спросил я.
– Если она все-таки сюда пришла, то лучше будет, если она останется тут с нами, – пробормотал Грим.
Юлия подошла и уселась на корточки.
– О чем болтаете?
Позади нас закричала девушка, когда один из парней, сидевших на перекладине, оттуда свалился. На секунду повисла тишина, а затем мы услышали, как упавший парень смеется, лежа на спине, с зажатой в руке банкой пива. Мы тоже рассмеялись, все вместе.
Колени Юлии были совсем рядом с моими, и мне было нелегко контролировать свои руки. Воспоминания о лете, хорошие воспоминания, проносились перед глазами, и мне хотелось вернуться назад. Она сделала глоток из своей бутылки и сморщилась. Неподалеку от нас, из колонок звучал чей-то голос, певший «всего на минуту я перестал быть собой». На площадку прибывало все больше людей. Большая часть поля была заполнена народом из школы. Подошли ребята постарше, но испарились довольно скоро. Они просто хотели получить деньги за алкоголь, который для кого-то купили. Какие-то парни начали драться, но быстро успокоились. Мне было интересно, о чем думает Юлия, знала ли она о том, что Тим Нордин переехал в город. Обрадует ли ее эта новость? Жалела ли она о том, что мы расстались? У меня закружилась голова от безостановочных мыслей.
– Мне нужно отлить, – сказал Грим и поднялся. – Пойдешь со мной?
– Нет, – ответил я.
Он посмотрел на меня, затем на Юлию, произнес: «Ладно» – и направился в сторону кустов.
Я заметил, что Юлия нервничала. Она быстро пила и смеялась чересчур много над тем, о чем говорили те ребята, рядом с которыми мы сидели.
– Хороший праздник, – проговорил я.
– Угу.
– Ты с кем-то сюда пришла?
– Да. – Она осмотрелась вокруг. – Но я не знаю, где они.
– Мне нравится твоя кофта.
– Правда?
– Всем ведь нравится «Jumper»?
Юлия не ответила, потому что пила. И я продолжил вместо нее:
– В школе, когда мы прошли мимо друг друга… Ты сказала, что у тебя все сложно. Ты подразумевала, что все сложно в школе? – Я посмотрел на нее. – Или как?
– Точно, – ответила она и слабо улыбнулась. – Если ты так говоришь, конечно.
– Я этого не говорю, а спрашиваю.
– А я отвечаю.
Я наклонился к ней, чтобы что-то сказать, но меня перебил Грим. Подойдя сзади, он уселся рядом с нами.
Мигом позже, когда я поднялся, чтобы дойти до кустов, вся спортивная площадка закачалась. Тени, что сидели вокруг с бутылками и банками в руках, стали расплываться по краям. Я споткнулся обо что-то, но продолжил идти вперед.
Когда я проснулся, то обнаружил, что лежу поперек кровати. В одежде. Чтобы посмотреть, который час, я повернул голову, и это движение отозвалось сильной болью. Как бы то ни было, я был дома.
Моя рука искала бутылку с водой, но она стояла слишком далеко на столике рядом с кроватью. Я потянулся и взял ее. Бутылка была пуста. Именно в тот момент, когда взял пустую бутылку, я обратил внимание на свою руку. Она была покрыта красными пятнами.
Я помню, как поднялся, чтобы дойти до кустов и отлить. Помню страх, который ощущал без какой-либо видимой причины. То, что было «до» и «после», я помнил смутно. Посмотрев на свою руку, я попытался вспомнить, ел ли я что-нибудь, перед тем как пойти домой. Может, красные пятна – это засохший кетчуп или томатный соус? Я поднес руку к носу и понюхал ее, но не почувствовал ничего кроме слабого запаха табачного дыма, въевшегося в кожу. Поднявшись с кровати, я попробовал понять, болело ли у меня что-то кроме головы. Не болело.
Когда я вернулся из кустов, Грима и Юлии уже не было на месте. Точно. Я спросил одного из тех, с кем мы сидели, куда они ушли. Он пробормотал что-то о том, что Гримберги начали ругаться.
– Почему они начали ругаться? – поинтересовался я.
– А я почем знаю? – прозвучал ответ.
Я, нервничая, пошел их искать. Хорошо помню, что опять играла песня «Я просто хочу праздновать! Я просто хочу праздновать!», и что у меня было ужасное самочувствие. Со спортивной площадки я, ковыляя, ушел с мелькающими перед глазами пятнами света. Последнее, о чем я подумал – не подмешал ли кто-то чего-нибудь в мою бутылку.
Я только что принял душ и открыл окно в своей комнате, чтобы проветрить. Задумавшись о том, где родители, вспомнил о бумажке, которая лежала на кухонном столе. Там было написано что-то об августовской ярмарке в Рённинге. Дома не было никого, и я начал оттирать руки, чтобы избавиться от красноты. До меня медленно доходило: это, похоже, кровь. Она быстро смывалась, и струи красного цвета становились розовыми, смешиваясь с водой в раковине. Когда я умывал лицо, то почувствовал боль на верхней губе. Она болела и немного припухла. И тут память вернулась.
Я прервал поиски Юлии и Грима и вместо этого решил найти кого-нибудь другого, кого угодно. Мне на глаза попалась одна девушка, которая стояла, прислонившись к фонарному столбу, неподалеку от спортивной площадки. Я направился прямо к ней. Не помню, что спрашивал у нее, но до сих пор ощущал, как я ее обнимал. Она была невысокого роста и худенькая, как Юлия. Я, наверное, к ней прижимался. Девушка меня оттолкнула; я попытался снова, но в этот раз получил удар в лицо. Может, ударила она, может, кто-то другой, это было не ясно. Я упал на землю – думаю, что не от удара, а от плохой координации. Затем – чей-то издевательский смех. Унижение, как оно кипело во мне!
Я не поднимался, пока они не ушли, а затем встал и поплелся домой. Где-то по дороге мне встретился Тим. Он, похоже, тоже шел домой. Он, что, был на спортивной площадке? Там я его не видел.
Я остановил его.
– Так ты, значит, вернулся, – сказал я.
Мы стояли на тротуаре, в сумерках, куда падало меньше всего света от двух соседних фонарей. Тим, кажется, был трезв. Он пах свежестью, как ополаскиватель.
– Да.
– А куда идешь?
– Домой. – Он прищурился и спросил: – А что с твоей губой?
– Ничего.
– Кажется, что тебя ударили.
– Да ничего! – закричал я. Тим посмотрел на меня. – Ты знал Юлию, или как? Юлию Гримберг?
Услышав это имя, он удивился. Что-то проскользнуло в его взгляде.