Всегда твой, всей душой тебя любящий – Борис.
Вот так вот! Вместо нежного прощания – целая лекция по философии. Терпеть не могу философию. Там, где все ясно и понятно, после таких вот философских выкрутасов, забудешь, как говорится, зачем пришла. Поток многословия смывает все чувства и оставляет лишь раздражение о куче потерянного времени. Я понимаю, что своими высказываниями я обижаю каких-нибудь философов, но честное слово – вместо этих глубоких истин я предпочла бы еще раз услышать просто «Люблю!»
19 июля 1949 года
20.20
Инусенька! Милая моя кукла!
Лишь сегодня я убедился, как тяжело тебе будет одной у меня в комнате, и как обидно будет видеть вместо меня коротенькую записку, еще больше лишь увеличивающую тоску.
Мой сегодняшний день был для меня самым мучительным, самым грустным и тяжелым. Больше половины его я проспал, но даже оставшиеся несколько часов тянулись целую вечность.
Еще 2 часа осталось мне сидеть в твоей комнатке, а потом мне предстоит оставить ее, и, кто знает, когда я еще увижу ее. Но странно! Как ни тяжело было мне в течение дня в ней одному, мне еще тяжелее и обиднее оставлять ее, тем более, что в ней нет тебя!
За четыре дня, проведенные в ней мною, я уже так к ней привык, как к самой тебе, и полюбил ее вместе с тобой и всеми твоими безделушками. И вот теперь мне предстоит оставить все это и сменить этот теплый, ласковый уют на дорожный вагон, вокзальный зал или – в лучшем случае – гостиницу.
Инуська! А как мне понятно сейчас, что и ты сидишь вот так же у меня и думаешь, а может быть, и пишешь об этом дне.
Я прочитал твое письмо, что ты написала мне на прощанье. Прости, что я это сделал, не уехав еще отсюда. Но ведь с тобой мы все равно уже не увидимся до моего отъезда. Я верю всему, что ты сумела объяснить мне в этом письме. Моим ответом будет выражение твердой уверенности в том, что мне в тысячу раз будет легче в моем длинном и трудном пути с твоими ласками, заботами, твоей большой любовью.
Я постараюсь быть спокойным за тебя, а ты будь спокойна за мое благополучие в дороге и за благополучие наших отношений. Ты просишь меня остаться здесь до твоего приезда. Не делай этого, родная! Нам нисколько не будет легче от этого. Я сейчас уезжаю, и осталось уже несколько минут до моего ухода от вас. Приезжай завтра, не грусти, собирайся в санаторий и хорошо-хорошо отдыхай.
Пиши мне по адресу: Смоленская обл. г. Рославль. До востребования.
Я буду тебе часто-часто писать и коротко сообщать тебе о своих делах.
А сейчас еще раз спасибо тебе, родная, твоим папе и маме за все-все.
До свидания, до встречи после разлуки. Будь здорова и счастлива.
На прощание обнимаю тебя крепко-крепко и много раз целую, всегда всей душой тебя любящий и всегда только твой – Борис.
* * *
19 июля 1949 года
Боренька! Любимый мой, родной!
Если бы ты знал, как мне плохо сейчас! Только что кончила говорить с тобой по телефону, убрала со стола и вот пишу тебе.
Как тяжело сидеть одной в комнате и знать, что ты не придешь, не скажешь ласковых слов…
Когда я зашла в комнату, то на меня пахнуло нежилым воздухом, от которого уже мне стало плохо, т. к. этот запах дал мне почувствовать, что ты не придешь. Стала читать письмо, оставленное мне, и к горлу подступил комок, а из глаз потекли слезы. Хорошо, что никого нет, и никто не помешает мне хотя бы поплакать. А сама я не стыжусь их, ведь это слезы любви, счастья и радости, и в то же время – слезы тоски и горя…
Ведь я привыкла всегда быть в этой комнате с тобой, а сегодня я сижу здесь одна и знаю, что где-то за 250 км отсюда ты тоже сидишь и скучаешь. Нет, ты сейчас уже едешь на вокзал, чтобы не опоздать на поезд. Как бы мне хотелось пойти сейчас с тобой на вокзал и крепко поцеловать тебя на прощание, а не говорить своих пожеланий по телефону.
Боренька! Родной мой! Прочла написанное и осталась не очень довольна, потому что это письмо не отражает моего настоящего состояния, а прошлые две ночи, проведенные без сна, дают о себе знать: мысли почти не слушаются меня.
Спасибо тебе за все то, что ты написал мне на прощание. Все эти письма помогут мне перенести все невзгоды, боль разлуки, все самое наихудшее, что встало передо мной вместе с твоим отъездом в СССР. Мне хочется, чтобы твой отъезд остался уже позади, чтобы я не провожала, а встречала тебя. Конечно, когда-нибудь, отъезд будет позади Поезжай и будь спокоен за все. Никогда не думай ничего плохого, а когда вернешься, то сразу звони, чтобы я об этом сразу узнала.
До свидания, родной мой, любимый. Крепко тебя обнимаю и горячо целую. Только твоя Инка-кукла.
22 июля 1949 года
г. Брест
Инуська! Здравствуй, родная моя!
Ну вот, я уже в СССР. Весь прошедший день шел сильный дождь. Он намеренно старался развести нас в разные стороны. Я смотрел в окно и вспоминал наши последние дни. Какие они были хорошие!
Я весь этот период буду помнить о них, как о последних днях, которые мы так хорошо провели перед моим отъездом…
Каждая мелочь напоминает мне о тебе, и этим еще больше дополняет мое состояние, которое полностью посвящено моими мыслями о тебе.
Со мной сейчас ваша кепочка, которую так заботливо вручила мне НАША мама; я привез сюда ваши пирожки, я умываюсь подаренным тобой мылом, чищу зубы привезенной тобой пастой, разгадываю кроссворды и пишу в них твоим карандашом, который я, без твоего разрешения, взял у тебя на столе. Я даже подворотнички подшиваю твоими нитками и смазываю лицо твоим кремом поле бритья.
Вот видишь, кукла, сколько всего твоего едет со мной, и не дает мне ни минуты отвлечься от мыслей о тебе. Ты старательно сама все это сделала, и твои старания увенчались полным успехом.
Я сейчас уже в СССР, где мы еще никогда не были вместе с тобой, но поверь, что здесь ты для меня почему-то еще дороже, еще ближе, родней и нужней.
Свои дорожные впечатления я опишу тебе позднее. Когда приеду на место, а сейчас ограничусь лишь общим замечанием о том, что все эти впечатления еще больше вселили в меня мысль, что чем быстрее мы будем вместе, тем лучше и спокойнее для нас самих. Почему – я расскажу, когда приеду в Рославль и смогу написать тебе первое после дороги, большое письмо.
Это же письмо пусть будет моим первым приветом тебе и твоим родителям с нашей любимой родины, от всех наших советских людей.
Инусечка! Из Франкфурта я три раза дозванивался до Хемница, но он всегда вызвал вместо твоего номера – немецкий, и я так и уехал, не попрощавшись с тобой. А сейчас ты уже уехала в санаторий.
Знаю, что тебе тоже было трудно, грустно и обидно. Но впереди у нас самая долгожданная, самая заслуженная, а потому – самая радостная встреча. С мыслями о ней нам легче будет провести это время.