– Неужели? – Я ни за что не хотела признавать правоту этого господина.
– Мы ищем всего лишь одну-единственную женщину, которая оставила огромный след в своей эпохе. Он же должен ворошить прошлое всего семейства Вандербильтов. Их отец-основатель по прозвищу Командор имел двенадцать детей, Нелл, десять из которых выжили. Можешь себе представить следующее поколение, где старшим из наследников является Уилли Вандербильт? А количество их отпрысков? Запутанный клубок, я полагаю.
– Боже милосердный! Кажется, американские миллионеры так же одержимы продолжением рода, как и личным обогащением.
– Давным-давно, когда я жила в Нью-Йорке, все жарко обсуждали, как же Командор разделит свои миллионы. Он умер, когда я только-только перебралась в Англию, и в процессе составления завещания не проявил, к прискорбию, никакого воображения.
– В смысле?
– Он отписал все старшему сыну, который поступил точно так же. Денег было достаточно, чтобы другие отпрыски не голодали, но они наверняка остались недовольны. Короче говоря, есть целый выводок обиженных наследников.
– Не говоря уже, – добавила я, – о неизвестных наследниках, которые могли быть упомянуты в журнале мадам Рестелл. Кстати, мы скажем о нем мистеру Холмсу?
– Нет, – отрезала Ирен. – Я не хочу, чтобы он рылся в моей личной истории.
– Но, возможно, он лучше меня расшифровывает коды и все подобное.
– Не хитри, Нелл. Я намерена нанести визит мистеру Холмсу исключительно из чувства долга, чтобы помочь опознать человека, труп которого нашли на бильярдном столе Вандербильтов, но я не собираюсь помогать ему в расследовании.
Я была довольна. Журнал останется в моих руках вместе со всеми своими секретами, и я смогу воспользоваться им, чтобы отвратить Пинк от дальнейших контактов с Квентином Стенхоупом. В конце концов, это долг Квентина «пасти» Нелли Блай, чтобы она не совала нос куда не следует, но не мой. Любые средства, которыми я могу отвлечь от нее Квентина, хороши. Кто-то сочтет мои желания эгоистичными и недостойными. Но можно расценить это и иначе: я помогаю другу избавиться от утомительных обязательств, которые держат его в Новом Свете, и от властной неприятной репортерши, ведь он наверняка хочет… вернуться в Старый Свет и жить на загадочном Востоке.
Мы явились в отель без пятнадцати четыре, а потом поднялись в лифте на тот этаж, где находился номер Холмса.
Я посетовала, что Годфри сейчас не с нами, а на другой стороне планеты. Чем может так увлечь пасторальная Бавария, чтобы он застрял там еще на пару бесконечных недель? А потом я вспомнила революцию 1848 года, причиной которой в определенном смысле стала Ля Монтес. Революция привела к тому, что король Людвиг отказался от трона в пользу сына, который вскоре умер, оставив царствовать своего внука – очень странного, надо сказать, внука. Да вообще-то, и сам Людвиг был довольно странным; достаточно вспомнить его портретную галерею, увешанную изображениями прославленных красавиц, и страстные, якобы платонические отношения с Лолой, длившиеся два года и едва не стоившие обоим жизни.
– Мы пришли, Нелл.
Я чуть вздрогнула, увидев, как ручка зонтика Ирен замерла после того, как она постучала в закрытую дверь, а я даже не помню стука!
– О чем это ты размечталась? – спросила подруга. – Ты даже не волновалась в лифте.
– Задумалась о женщине с богатым прошлым.
– Надеюсь, не обо мне.
– Нет. У тебя самое неуловимое прошлое из всех моих знакомых.
Дверь открылась внезапно, и весь дверной проем занял мистер Шерлок Холмс: высокий и по-своему очень элегантный, он взирал на нас, как ястреб на пару павлинов.
– Леди. – Детектив сделал шаг назад, впуская нас внутрь.
На круглом столике у окна стоял поднос с чайными принадлежностями.
– Ох, – посетовала я, – надеюсь, вода еще не остыла.
– В отеле уже знают, что ее надо доставлять кипящей, – сказал он, любезно отодвинув сначала один стул, а потом и второй, проволочив их по тяжелому ковру.
Первый стул Ирен проигнорировала и уселась спиной к окну, пробормотав:
– Я уже насмотрелась на Пятую авеню в этой поездке.
Я села на оставшийся стул, а рядом со мной устроился и Шерлок Холмс, который выглядел довольным.
– Возможно, – сказал он Ирен, – вы просто устали от света софитов в лицо.
Я тут же принялась делать то, что умею лучше всего: греметь посудой, чтобы мы могли как можно скорее получить по чашке хорошо заваренного чая.
Я помнила, что мистер Холмс пьет чай, ничего в него не добавляя. В некоторых отношениях он как монах. Ирен не доливает молоко, но любит лимон. А я пью чай с молоком и без сахара.
Пока я выполняла привычные обязанности, Ирен положила себе на тарелку несколько штучек твердого, крошащегося и неудобоваримого американскго печенья. Мы с мистером Холмсом воздержались, так что ничто не мешало ему говорить.
– Ваша записка заинтриговала меня.
– Так и было задумано, – ответила Ирен. – Одна горничная, которая работала в доме Вандербильтов, шепнула мне, что знает, кем был человек на бильярдном столе.
– Неужели? – Сыщик подскочил, как марионетка на ярмарочном кукольном представлении.
– Значит, вы еще не знаете ни его имени, ни рода занятий? – Ирен жеманно попивала чай, что на нее совсем не похоже. Она играла с Холмсом.
– Никаких зацепок, – признался хваленый гений дедукции, расхаживая туда-сюда, как будто в комнате и не было двух дам. – Это преступление лишено мотива. Кто-то шантажирует Вандербильта, пытается запугать, но не предъявляет четких требований. Злоумышленники думают, будто он понимает, что означает эта смерть.
– А мистер Вандербильт не понимает?
– Нет, как и никто из его домашних. – Он пристально посмотрел на Ирен. – И как же вы узнали, кто жертва?
– Случайно, – встряла я, – уж вы поверьте. Если бы не упрямое чувство долга, которое подталкивало Ирен, нас бы тут не было.
– Долга? – Его серые глаза превратились в стальные знаки вопроса.
– Я проникла в дом и увидела убитого, – объяснила Ирен. – Как я могла позволить ему остаться безымянным и неоплаканным, если мне известно, кто он.
Сыщик замер, а примадонна вытащила из ридикюля визитную карточку:
– Я видела его лицо лишь мельком, но оно никогда не сотрется из памяти, даже несмотря на то что оно было обезображено. – Ирен положила карточку лицевой стороной вверх и пододвинула к мистеру Холмсу.
Он медленно следил за ее движениями, как наша питомица, мангуст Мессалина, следила бы за змеей, вторгшейся в ее владения, в ожидании, пока та подползет поближе, чтобы вступить в бой. Тут Холмс схватил карточку так же стремительно, как Месси накинулась бы на противника в смертоносном прыжке.