— Ну и ступай. Катись обратно в этот городишко и найди себе там шлюху. Проведи с ней хоть весь день, а мы подождем тебя в следующем городке!

Но Василий отчего-то не слишком обрадовался, получив это милостивое разрешение на вольную жизнь.

— Нет, я так не думаю, — протянул он задумчиво, и взгляд его скользнул по ее груди, — лучше я дождусь, пока ты снова ударишь меня.

Александра скрипнула зубами, чувствуя, что краснеет. Больше всего ей хотелось снова ударить его — и никто на свете не заслуживал этого больше, чем Василий.

Отбросив предосторожность, она поддразнила его:

— Мудрое решение, Петровский, мудрое. Проку от него тебе, конечно, не будет, но тем не менее оно верное — потому что, возможно, я и передумала бы, как только ты ушел. И как бы ты выглядел со своей шлюхой, если бы я нагрянула в самый решительный момент?

— Кто-нибудь уже говорил тебе, моя радость, какой сукой ты можешь быть? — спросил Василий обманчиво вялым и ленивым тоном, и в глазах снова зажегся этот опасный блеск.

С такой же фальшивой сладостью Александра ответила:

— Стараюсь, милый. — И резко отвернулась от него к своему коню.

Граф протянул руку, чтобы удержать ее, но Александра этого не заметила, и неизвестно что бы могло случиться в следующую минуту, но тут их уединение было нарушено.

Во-первых, Александра увидела, почему Гордость Султана так настойчиво тыкался в нее мордой — он хотел обратить на себя внимание: жеребец Василия подобрался к нему слишком близко и начал покусывать за задние ноги. Во-вторых, ее внимание привлекло нечто еще худшее, однако в глубине души Александра этого ожидала.

Братья Разины все-таки отправились вдогонку, и, по-видимому, спутники Василия последовали за ними, чтобы предотвратить стычку; всадники оказались как раз между дорогой и деревом и, столкнувшись, буквально покатились по земле.

Василий выругался сквозь зубы и бросил на Александру мрачный взгляд.

— Погляди, что произошло по твоей милости, — обвиняющим тоном проворчал он.

— По моей? Неужели ты думаешь, что мои казаки стали бы сидеть сложа руки, увидев, что ты меня ударил?

— Я тебя не ударил.

— А как это называется? — спросила она, усаживаясь в седле.

— Да я просто похлопал тебя по щеке, чтобы привлечь твое внимание. — Василий вскочил на своего жеребца. — Если бы я тебя ударил, ты бы уже валялась на земле, и, кстати, это недурная идея.

Это была последняя капля.

— Тебе повезло, что Терзая не было со мной, иначе твоим людям пришлось бы провести остаток утра на твоих похоронах, вместо того чтобы лечить свои синяки. И, черт возьми, следи за своей проклятой лошадью!

Александра кричала во все горло, потому что они оба мчались, чтобы положить конец потасовке, и ей удалось обогнать его.

— Если твоя кляча будет кусаться, я напущу на него Гордость Султана и надеюсь, что в эту минуту ты будешь в седле!

— Алин!

— Что?

— Любую агрессию с твоей стороны, так же как и вызванную по твоему знаку, я буду считать равноценной пощечине.

Она замолчала.

Глава 17

— Черт бы побрал это все, — говорил Василий Лазарю, когда, отделавшись от спутников, они выехали вперед, — я хотел доказать самому себе и этой маленькой дикарке, что я могу это сделать.

Лазарь, ничуть не удивленный, кивнул: знавший все слабости и заскоки, все недостатки и достоинства графа, он понимал его лучше, чем кто бы то ни было.

Василий встретил Клавдию Шевченко вскоре после того, как они перевалили через Карпаты, когда в нем еще не остыло негодование из-за того, что его вынудили предпринять это дурацкое путешествие. И он провел целую неделю с этой дамой не потому, что не мог противостоять ее очарованию, а лишь для того, чтобы доказать — ив первую очередь, самому себе, — что помолвка никак не повлияет на его эгоистический образ жизни.

Как и большинство мужчин, Василий пользовался услугами женщин двух типов: тех, кто по-настоящему привлекал его, и тех, кто был доступен. Что касалось второй категории, то по причине своей удивительной красоты граф не испытывал недостатка в дамах подобного сорта. В основном это были женщины, сами предлагавшие себя без всяких попыток с его стороны завладеть их вниманием. И Василий в большинстве случаев шел им навстречу, потому что, прежде всего, привык потакать всем своим капризам, даже мимолетным.

Графиня Шевченко как раз принадлежала к этому второму типу. Она была довольно хорошенькой, но уж слишком худощава, а Василий предпочитал женщин с более пышными и сладострастными формами — таких, как Александра.

Лазарь кашлянул:

— Ну, из всей этой чепухи, по крайней мере, ясно одно: ты убедился, что баронесса знает, как обращаться с кнутом.

В награду за это напоминание Лазарь получил свирепый взгляд, но был бы разочарован, окажись реакция Василия иной. Со времени последнего инцидента прошло пять Дней, но Лазарь, похоже, не собирался забывать его никогда и напоминал о нем по меньшей мере раз в день, просто чтобы подразнить Василия.

Во время потасовки один из казаков Александры сломал себе палец на руке, и теперь братья именовали эту стычку не иначе как битвой. Господи, ну что за нелепость — не сломанный палец, конечно, а сама потасовка, которой Лазарь всласть налюбовался со стороны. А когда Александра выяснила, что один из казаков получил увечье, стало еще забавнее.

Она погналась за человеком Василия с хлыстом, и оказалось, что один лишь граф проявил достаточную решимость или достаточную злость, чтобы вырвать у нее из рук это опасное оружие, и с тех пор она не переставала награждать Василия и его стражей смертоносными взглядами.

После этого случая каждому стало ясно, что Александра любит Разиных, как собственную семью. Она обращалась с ними, как с братьями, защищала их, как братьев и оскорбляла, как братьев.

Как могло прийти Василию в голову, что они — ее любовники, Лазарь до сих пор не понимал, но заметил, что его друг слегка не в себе, с той поры как встретил свою «маленькую дикарку».

Лазарь размышлял о том, сознает ли Василий, что сам становится неуправляемым, когда речь заходит об Александре, и отдает ли себе отчет в том, сколько раз на дню оглядывается назад, чтобы взглянуть на нее.

Он даже сократил свои одинокие верховые прогулки, а когда они добрались до гор, отказался от них совсем. В те времена Карпатские горы были известны как весьма негостеприимное место — это касалось и погоды, и всего остального, — особенно же для тех путников, у которых были с собой какие-нибудь ценности. Один раз им удалось перевалить через эти горы благополучно, но миновать их во второй раз без потерь было почти немыслимо, особенно учитывая две тяжело груженные повозки и табун чистокровных скаковых лошадей.